Необычайное происшествие в семье профессора почти не произвело впечатления скандала. У профессора было мало близких друзей, и он редко показывался в обществе. Его бракосочетание с миссис О’Джеймс было весьма скромным, поэтому большинство коллег продолжали считать его холостяком. Миссис Эсдэль и ещё несколько человек, правда, занимались обсуждением инцидента, но поле для сплетен у них было весьма узкое, они могли лишь смутно догадываться о причине внезапного отъезда жены профессора.

А профессор по-прежнему аккуратно являлся на лекции и так же ревностно руководил лабораторными занятиями студентов. Его собственная работа подвигалась вперёд с лихорадочной быстротой. Нередко случалось, что слуги, возвращаясь утром домой, слышали скрип его неутомимого пера или встречались с ним на лестнице, когда он, бледный и угрюмый, поднимался в свою комнату. Напрасно друзья говорили ему, что подобный образ жизни убьёт его. Он не слушал их предостережений и почти не давал себе отдыха.

Мало-помалу и в его наружности произошла перемена. Черты лица его обострились, около висков и поперёк бровей обозначились глубокие морщины; щёки впали, лицо стало бескровным. Во время ходьбы колени начали подгибаться, а раз, выходя из аудитории, он упал и не мог без посторонней помощи дойти до экипажа.

Это случилось как раз перед окончанием занятий, а вскоре после того, как начались праздники, профессора́, ещё не уехавшие из Бёрчспуля, были поражены известием, что их товарищ по кафедре физиологии совсем плох и нет никаких надежд на выздоровление. Два известных врача, тщательно исследовавшие его состояние, не могли определить его болезнь. Постепенный, всё прогрессирующий упадок сил был единственным её симптомом, причём его умственные способности сохранили свою свежесть. Он очень интересовался своей болезнью и делал заметки о своих субъективных ощущениях, чтобы помочь врачам в её распознании. О приближающемся конце он говорил в своём обычном спокойном и несколько педантичном тоне.

– Это утверждение, – заявлял он, – свободы индивидуальной клетки, противопоставленное закону ассоциации клеток. Это распадение кооперативного товарищества, процесс, представляющий большой интерес.

И вот в один хмурый, ненастный день его «кооперативное товарищество» распалось. Спокойно и без страданий он заснул вечным сном. Оба доктора, лечивших его, чувствовали себя несколько смущёнными, когда им пришлось приступить к составлению свидетельства о смерти.

– Трудно подыскать название его болезни, – сказал один из них.

– Да, весьма, – поддержал его другой.

– Не будь он на редкость уравновешенным человеком, я сказал бы, что он умер от внезапного нервного потрясения, что его, как говорит простонародье, свело в могилу разбитое сердце.

– Не думаю, чтобы бедняга Грей был на такое способен.

– Не важно, давайте напишем: умер от болезни сердца, – заключил старший врач.

На том они и порешили.

1885

I

– Считайте: Энни и Маргарет Дьюси – два человека. Затем госпожи Лассель – уже пять. Не представляю себе, где мы можем разместить ещё одну молодую леди. Это невозможно, – сказала миссис Пагонель.

Уже в шестой раз мы с Беатрис выслушивали от неё эти слова, и неизменно она заканчивала свою речь жалобным обращением к нам:

– Девочки, что же мне делать?

– Право, не знаю, мама, – ответила Беатрис. – Остаётся только сказать им правду: напишите, что вы очень сожалеете, как обычно пишут в таких случаях.

– Какие-нибудь неприятности? – спросил с порога Хью Пагонель, собравшийся на охоту.

– Ах, дорогой, разве ты не слышал за завтраком? Эти Мортоны… Какие же они надоедливые! Нет, я не сомневаюсь, они очень милые люди… Просто они создают нам неудобства. Я только что получила от них письмо. Они хотят приехать с одной молодой особой – своей племянницей, просят, чтобы та осталась у нас на бал, что будет в новогодний вечер.

– Ничего страшного, мама. Как-нибудь уж потеснимся. Не отказать же ей? Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Пусть она займёт мою комнату. Я найду себе пристанище где угодно.

– Спасибо, мой дорогой мальчик. Ты самый добрый, – отвечала миссис Пагонель, с нежностью оглядывая статную фигуру сына и его добродушное, сияющее улыбкой лицо. – Но твой план вряд ли удачен. Не могу же я предложить незамужней даме комнату в холостяцком углу, с отдельной лестницей и прочими атрибутами. Это невозможно. Да и горничную туда не отправишь, а её к прислуге. Это будет неудобно, нехорошо. Нет-нет. Видно, я и впрямь должна написать им, как предлагает Беатрис. Только это так раздражает твоего отца. Не будет ли это негостеприимно с моей стороны?

– Разве Би и Кэтти не могут две ночи провести вдвоём в одной комнате?

– Кэтти и так будет чувствовать себя у нас весьма неудобно, – возразила миссис Пагонель и улыбнулась мне. – Мы думаем постелить ей в небольшом дубовом кабинете. Но он такой тесный, что и одному-то в нём не повернуться. А Би уступит свою комнату госпожам Дьюси, а сама будет спать в моей уборной. Удивительно, в таком огромном доме, где столько всяких комнат, негде даже разместить гостей на ночлег.

– Что же, я вижу только один выход, мама, – сказал Хью. – Мисс… как там её зовут… ей надо предоставить выбор: либо остаться у себя дома, либо ночевать у нас в комнате кузена Джеффри.

– И в самом деле, мама. Мы почему-то об этом не подумали, – подхватила Беатрис. – Та комната ведь нежилая. Почему бы на время, в виде исключения, не поставить там кровать. Вы же, надеюсь, не верите, что там обитает привидение?

– Не очень. Но это такая мрачная комната, на первом этаже, и никого поблизости даже нет. Вряд ли можно отдавать её гостям.

– Нет, мама, я вовсе не предлагаю предоставить её нашей гостье. Но почему бы мисс Мортон не ночевать в твоей уборной? Она должна примириться с теснотой в нашем доме. Я распоряжусь, чтобы в комнате кузена Джеффри поставили раскладную кровать.

– Дитя моё, я ни за что на свете не стану рисковать твоими нервами. Не дай бог, тебя что-нибудь испугает.

– Уверяю вас, мама, моим нервам ничто не угрожает, – спокойно возразила Беатрис, которой всегда были свойственны рассудительность и серьёзность. – Я не верю в призраков.

– Это вовсе не значит, что ты не должна их бояться, – заметила я. – Лучше бы ты уступила мне эту комнату с привидением. Ты же знаешь, я верю в призраков. Почему бы не предоставить мне возможность увидеть хотя бы одного? Это будет очень забавно.

– Я думаю, мы и так обошлись с вами весьма нелюбезно, Кэтти, – сказала миссис Пагонель. – Мы совсем с вами не церемонимся, точно вы у нас и не гостья.