Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 113 114 115 116 117 118 119 120 121 ... 168
Перейти на страницу:

Но в канун окончания работы на участке случилось с Митькой неладное: неожиданно он исчез из бригады. Целый день сбившиеся с ног трактористы не могли найти своего бригадира — ни в палатках на полевом стане, ни на окрестных массивах. А вечером, когда заступала вторая смена, приплелся он на стан таким пьяным — хоть выжми! Это до того поразило ребят, что ни один из них не улыбнулся, не отпустил обычной в этих случаях шутки. Трактористы, недоуменно переглянувшись между собой, молча разбрелись по палаткам. А Митька, едва держась на ногах, одиноко кружился в сиреневом сумраке по притихшему стану и унылым голосом не то напевал, не то с болью рассказывал кому-то:

Ах, встретит ли за хутором Меня моя любимая? Ах, встретит ли и скажет ли: «Я очень вас люблю…»

Здравствуй, моя родина,

Степь моя родимая,

Каждый звук и шорох твой

Я сердцем уловлю! Елизар Дыбин впервые видел сына пьяным. И при первом же беглом взгляде на непристойно-развязного и жалко улыбающегося Митьку он пришел в бешенство, хотел было показать власть отца. Но потом, наблюдая за ним из палатки, чуть прислушиваясь к печальным его напевам, растроганно подумал: «Как на меня, однако, похож! Песни поет сердечные и степь без ума, без памяти любит. Моя кровь. Моя!»

Вдоволь накрутившись по пустынному, точно вымершему в этот вечерний час полевому стану, Митька устало присел возле костра. Поджав под себя ноги, он, свесив голову, горько о чем-то задумался. Мерно, как маятник, раскачиваясь из стороны в сторону, чуть слышно бормотал он какие-то невнятные слова. И Елизару вдруг стало жалко сына. Глядя на его сиротливо сгорбившуюся во мгле фигуру, вспомнил Елизар Дыбин далекую молодость, вспомнил бесприютные скитания по свету, все былые обиды и беды. Он встал и, подойдя к сыну, сказал:

— Пойдем ко мне в палатку. Разговор будет…

Митька с тревожным удивлением посмотрел на родителя, но тотчас же поднялся и покорно побрел вслед за ним.

Они сели на кошму друг против друга и долго молчали.

Наконец Елизар строго спросил:

— Сколько выпил?

— Полторы литры зараз! — хвастливо ответил Митька.

— Силен для началу,— с насмешливым одобрением отозвался Елизар Дыбин.— Это что же — с радости али с горя?

Помолчав, Митька взял из отцовских рук недокурен-ную папиросу, глубоко затянулся, смежил глаза и с тяжелым вздохом трезвого человека сказал:

— Друга я хорошего потерял, отец. Больше такого ни во сне, ни наяву не сыщешь! Был у меня такой, понимаешь. Цены ему не было. Единственный. А теперь вот один я, как беркут в степи на кургане, сижу и горюю. Сам не свой. Сердце горит. Потому и напился… Эх, да разве тебе растолкуешь?! Стар ты стал. Все равно не поймешь…— безнадежно махнув рукой, сказал Митька.

— Что-о? Я — старик?! — с вызовом переспросил Елизар.

— Правдой не задразнишь — не моложавый!

— Корить меня старостью тебе бы, сынок, грешно, рановато. Бог миловал, из ума я еще, как видишь, не выжил, силы не потерял. Двухпудовыми гирями креститься покуда не разучился… Стало быть, с вами, молодыми да ранними, силой ишо потягаюсь!

— Эх, при чем же тут, папаня, твои гири? — усмехнулся Митька.

— Не в гирях суть. Не махай руками. Молчи,— сурово оборвал его Елизар.

— Слушаюсь, товарищ начальник…

— Зубы ты надо мною не скаль. Я сейчас пока тебе не начальник. Я — твой кровный родитель. А достукаешься — заговорю в кой миг и как начальник! — пригрозил Елизар.— Я, как родному дитю, скажу тебе вот что. Никогда не заводил я с тобой этакие речи, а теперь вынужден. Мыкали мы с тобой горя немало. Горек был у нас с тобой прежде хлебушко, солона водица! Страшную я науку в жизни прошел от Пинских болот до Охотского моря, да чуть было так в дураках и не остался… Сам-то уж был я отпетый; сорвался — туда и дорога! Да за тебя вот боялся. Тебя было до смерти жалко…

Помолчав, пожевав сухими губами, Елизар сказал: Хоть ты и укорил меня старостью, а напрасно. Сердце мое такой обиды не принимает.

— Я же шутейно…— улыбаясь, сказал Митька.

— Ну ладно! Я не об этом… Словом, выходит, выбились мы с тобой на большак. И теперь, если башка у нас не закружится, людьми станем, планиду свою определим… Я на тебя в эти дни нарадоваться не мог. Тебя хвалят, а у меня в сердце отдается… А ты вдруг на тебе: взял да и свихнулся! Друга, говоришь, потерял? Один на белом свете как перст остался? Тогда слушай мою притчу. Когда мне было девятнадцать лет, я тоже друга потерял и тоже один, как сыч, на белом свете остался. Это, дорогой мой товарищ бригадир, у всех так бывает… А друг, ежли он настоящий, никогда не потеряется. Потерять можно недруга, друга не потеряешь!

Польщенный и растроганный небывалой родительской нежностью и участием, Митька, даже не подозревая, что отец очень хорошо знает, о каком друге шла речь, смущенно признался:

— Ее ведь все потеряли. Она же крадучись ушла куда-то. Наверно, домой. На хутор.

— Э-з, да это ты про нашу землячку — про Катьку? А мне и невдомек,— широко улыбаясь сыну, отозвался с притворным изумлением Елизар Дыбин и, приятельски хлопнув его по плечу, серьезно и убежденно сказал: — Найдем. Слово даю. Ей на роду написано быть моей невесткой. Что?! Голову на дровосек — наша будет! Вот свадьбу закатим! На автомобилях! Нет! Лучше на лошадях, с лентами, с шеркунцами! Самого директора Азарова в дружки посадим.

— Посмотрим…

— Тут и смотреть нечего. Я загодя все вперед вижу. Катька от нас никуда не уйдет. Поверуй… А вот ежели амбицию мы с тобой уроним, дыбинскую породу в глазах у добрых людей осрамим, будет хуже. Я-то держусь, а ты себя и меня мараешь. Запомни слово родителя, сын. На первый раз я тебе все прощаю. Было и мне девятнадцать лет. По-отцовски, с глазу на глаз с тобой, как на духу говорю. Но случись грех, встречу тебя в подобных видах вторично — не пощажу! Помни только: сейчас вот — дите ты мое, когда мы с тобой одни, у меня в палатке; а выйдешь за двери — равный со всеми, и разговор у меня с тобой будет равный. Насрамишь — выгоню. Отец я тебе отцом, а начальник начальником! Вот так-то, мой дорогой. Заруби себе на носу. В слове своем я пока был верный. Не знаешь ты меня, что ли?!

— Слава богу. Ишо бы не знать! — трезво подтвердил Митька.

— А знаешь, так за отца почитай, за начальника чествуй! — наставительно и сурово сказал Елизар,— Раз меня партия на такую ваканцию поставила, стало быть, вся она в меня верует. И ты изволь своему управляющему отделением за номером пять Елизару Дыбину подчиняться! Вот и весь мой сказ…

Умолкнув, Елизар Дыбин свернул папиросу, но, ощупав карманы, не нашел спичек. Попросить спички у впервые курящего у него на глазах сына Елизар постеснялся. Он долго жевал папиросу, звучно покусывал ее кончик и наконец несмело протянул Митьке свой кисет.

— Что уж там робеть-то, давай угощайся, ежели вырос. Покурим из одного кисету. Табак у меня с вишняком, ароматичный…— сказал Елизар со смущенной теплой улыбкой.

1 ... 113 114 115 116 117 118 119 120 121 ... 168
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?