защиту Русской земли от «поганых», получил отпущение грехов — ему было открыто божественное видение. Автор как бы дает понять, что борьба с татарами — это «святое» дело, за которое будут отпущены самые тяжкие грехи, и что на борьбу с ними должны идти все. Интерес автора к простым участникам героических событий 1380 г. проявился в перечислении имен воинов из состава «сторож», имен «самовидцев» великого князя. Называя по именам дружинников, которые после боя нашли великого князя, автор говорит, что они «от простых сущи». Рассказывая о Захарии Тютчеве, он отмечает, что этот юноша «доволно сущь разумом и смыслом». Но все это единичные случаи, а обычно русские воины упоминаются автором как мощное, храброе войско, мужественно сражавшееся на поле битвы. Такая характеристика войска создает картину единения всего народа, всех воинов, выступивших на битву с Мамаем.

В числе действующих лиц Сказания встречается имя митрополита Киприана, который на самом деле никакой роли в борьбе с Мамаем не сыграл, так как в 1380 г. в Москве его не было. Мы уже говорили выше об отношении к митрополиту Киприану Василия. Дмитриевича, во время княжения которого было написано Сказание о Мамаевом побоище. Но не только это обстоятельство объясняет введение митрополита Киприана в число действующих лиц событий 1380 г. вопреки историческим фактам.

Объединение княжеской и духовной власти было типичным для — средневековья. И для того, чтобы подчеркнуть силу великого московского князя, чтобы полнее обрисовать его образ, автор Сказания должен был показать тесный союз между князем и митрополитом, показать, что все поступки и действия Дмитрия Донского были согласованы с митрополитом всея Руси и одобрены им. В произведении не документальном, историческом, а художественном, каким является Сказание о Мамаевом побоище, из соображений публицистических автор мог ввести в число действующих лиц и митрополита Киприана, хотя это и противоречило историческим фактам. Для него имело значение не имя митрополита, а сам факт благословения похода Дмитрия митрополитом «всея Руси», и поэтому он ввел в число действующих лиц Киприана.

Исторической обстановкой времени написания Сказания определяется изображение автором поведения литовских союзников Дмитрия Донского — детей Ольгерда Андрея и Дмитрия. Мы уже отмечали двойственный характер взаимоотношений между Москвой и Литвой в начале XV в.

Рассказ об Ольгердовичах, трактовка автором взаимоотношений между великим литовским князем, его сыновьями и московским князем с публицистической заостренностью отражает это двойственное отношение к Литве. Автор Сказания своим рассказом об Ольгердовичах как бы говорит, что литовские князья, исповедующие православную веру, должны идти на службу к московскому князю, быть на стороне русских князей, защищать интересы Русской земли во имя этой веры. Он старается подчеркнуть, что выступление Ольгердовичей на стороне московского князя в его борьбе с татарами — угодное богу дело.

Врагов Русской земли автор Сказания рисует в резко отрицательных тонах. Мамай изображен как полная противоположность Дмитрию Донскому. Если всеми поступками Дмитрия руководит бог, то Мамаем — дьявол: «От навождениа диаволя въздвижеся князь от въсточныа страны, имянем Мамай… И начат подстрекати его диавол…». В отличие от великого князя московского Мамай наделен непомерной гордостью и «высокоумием». Так же прямолинейно русскому войску противопоставлено войско врага.

В числе врагов Москвы изображены в Сказании также Олег рязанский и Ольгерд литовский, присоединившиеся к Мамаю, чтобы вместе с ним идти на московского князя.

Если в Летописной повести автор не жалеет самых бранных эпитетов, чтобы высказать свое отношение к рязанскому князю, называя его «льстивым сотоныциком», «дьяволим советником», «лукавым сыном», врагом, изменником, иудой, предателем, то в Сказании о Мамаевом побоище отношение автора к нему насмешливое и пренебрежительное. Автор Сказания всячески старается подчеркнуть скудоумие рязанского князя, отмечает, что Олег рязанский, нарушив долг вассальной верности великому князю московскому, просчитался и потерпел поражение. На примере этого образа автор показывает, что защита местных интересов толкает к измене общерусскому делу, приводит русского православного князя к выступлению против православной веры. Такое изображение князя рязанского в Сказании обусловлено всем идейным смыслом этого произведения, призывом к единению князей, к полному подчинению великому князю московскому. Идти против князя московского значит идти против всей Русской земли, против христианства.

Как мы убедились при рассмотрении редакций Сказания, в его авторском тексте литовский князь был назван Ольгердом, что противоречило исторической правде: Ольгерд умер в 1377 г., а в 1380 г. великим князем литовским был его сын Ягайло. Почему же автор Сказания, как и в случае с Киприаном, исказил исторические факты?

Для руского человека конца XIV — начала XV в., а особенно для москвича, имя Ольгерда было связано с воспоминаниями о его многочисленных походах на Московское княжество. Ягайло же ни разу не воевал против московского князя. За именем Ольгерда стоял целый ряд представлений о конкретных исторических событиях, в которых он выступал как грозный враг Москвы, Русской земли. Поэтому у читателя Сказания о Мамаевом побоище образ литовского князя, врага Русской земли, вступившего в союз с Мамаем, скорее мог ассоциироваться с именем Ольгерда, так как все его походы на Русь происходили незадолго до Мамаева побоища. Спустя немного времени автор художественно-публицистического произведения тем более мог позволить себе соединить двух врагов Москвы в столь важный для истории Московского княжества и всей Руси период — период битвы на Куликовом поле. Автор памятника, разумеется, произвел замену имени литовского князя не в силу того, что и у него в сознании произошло «перемещение» исторических имен, а совершенно сознательно. И татары, которые угнетали Русь со злополучного года битвы на Калке, и литовский князь, который дважды угрожал России и принес столько бедствий ее жителям, на этот раз потерпели поражение, так как с московским князем объединились почти все русские князья и биться вышел весь русский народ. Ольгерд, старый опытный полководец, о воинской хитрости, и доблести которого с уважением и даже некоторым восхищением отзывается русский летописец, в Сказании предстает обманутым и посрамленным. Эта насмешка над врагом Русской земли унижала в глазах читателя литовского князя, показывала превосходство. Руси над Литвой.

4

В период становления Российского государства идея сильной княжеской власти являлась прогрессивной идеей, в какой-то мере отражавшей интересы широких народных масс. И автор Сказания, выступивший сторонником единовластия, тем самым отразил народные интересы, что свидетельствует о прогрессивности его произведения.

Героический характер битвы, изображенной в Сказании, прогрессивность основной идеи памятника обусловили обращение автора к устным преданиям и легендам о Мамаевом побоище. Это обращение к фольклорным материалам объясняется и тем, что автор Сказания стремился как можно полнее осветить все события на Куликовом поле.

К устным рассказам о событиях 1380 г. скорее всего восходят такие эпизоды