- Сдаться? - За него во всеуслышание сказал Макрон. Он указал на дверь. - Слышишь? Я не думаю, что они в настроении брать пленных. Даже если бы мы сдались, как ты думаешь, что они сделали бы тогда с нами? Ты, должно быть, прожил в Британии достаточно долго, чтобы знать о человеческих жертвоприношениях в качестве подношений их богам.

Он позволил своим словам осесть в сознании присутствующих, прежде чем продолжить.

- Как я уже сказал, здесь мы умрем. Вопрос лишь в том: мы сделаем это как мужчины – как Аполлоний, на наших ногах – или как забиваемый скот. Мы умрем при любом раскладе. Но по крайней мере мы можем выбрать, как мы умрем.

Трактирщик поморщился и глубоко вздохнул, прежде чем кивнул.

- Тогда на ногах.

- Вот это настрой! - Макрон ободряюще улыбнулся. - Мы еще сделаем из тебя настоящего легионера, мой друг.

Хаотичные крики и звон оружия снаружи двери быстро стихли, и радостные возгласы восставших прекратились, когда их лидеры отдали новые приказы. Усталый разум Макрона пытался предвидеть намерения врага. Очевидным подходом было бы поднять таран. Двери святилища представляли бы бо́льшую проблему, чем баррикада или даже составная стена, но они все равно уступят напору тарана в конце концов. И тогда защитников зарубили бы одного за другим, а раненых бы вырезали всех до единого. С другой стороны, повстанцы могут довольствоваться возможностью уморить защитников голодом или ждать, пока у них закончится вода. Однако их кровь вскипела, и Макрон не верил, что у них хватит терпения продолжать такой подход. Какими бы не были их намерения, было ясно, что он и его товарищи вряд ли увидят новый рассвет.

Он вложил меч в ножны и опустил щит, приказав другим ветеранам расступиться, а затем направился к задней части святилища, перешагивая через раненых, пока не добрался до хирурга. Адрастий надел поверх туники окровавленный кожаный фартук, когда оторвался от раненого, которому сшивал бедро.

- На пару слов, - сказал Макрон. Он понизил голос, чтобы никто не услышал их разговор. - Мы не сможем долго сдерживать врага. Когда двери взломают, с нами покончат довольно быстро. Мы должны думать о том, что они сделают с ранеными, если их захватят живьем.

- Я понимаю, - ответил хирург.

- Хорошо. Если есть способ облегчить страдания людям с самыми серьезными ранами, сделай это сейчас. Что касается остальных, раздай им кинжалы, ножи и мечи, пусть они сами примут собственное решение. Тебе нужно будет объяснить это и твоим помощникам. Я ожидаю, что большинство захотят пойти в бой, но, если они желают покончить с собой, я не буду стоять у них на пути.

Адрастий оглянулся на людей, занимавшихся ранеными, сгрудившимися у стен и на каменных плитах.

- Большинство из них будут сражаться.

- А ты?

- Сначала я разберусь с тяжелоранеными. Есть некоторые кровеносные сосуды, которые можно относительно безболезненно перерезать, и они быстро истекут кровью. Это настолько милосердно, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Как только я позабочусь о последнем из таких, я найду меч, которым буду сражаться.

Макрон кивнул.

- Ты можешь гордиться собой. Ты и твои люди. Для меня было бы честью в самом конце драться бок бок с тобой.

Адрастий мрачно улыбнулся. - Это честь, которой я скорее бы избежал.

-Как и я. Без обид.

Они обменялись сухим смешком, прежде чем хирург кивнул в сторону Парвия, который сидел на корточках рядом с Кассием и гладил собаку по голове.

- Что насчет них? Ты хочешь, чтобы я разобрался с этим?

Желудок Макрона сжался.

- Нет. Я поговорю с мальчиком. Он хочет драться, но я не думаю, что он не понимает, что поставлено на карту, если его возьмут живым. Я не могу допустить, чтобы это случилось с ним.

Их прервал громкий грохот. Притащили таран. В тот же миг Макрон развернулся и бросился назад, чтобы присоединиться к ветеранам, перестроившимся за дверью. Каждый удар сотрясал небольшую волну пыли с дверного косяка, и снова зазвучал возбужденный хор вражеских голосов. Макрон очистил свой разум от мыслей, кроме той, что он должен делать, когда двери поддадутся. Он почувствовал едкий запах дыма. «Видимо принесло порывами из тех районов колонии, которые все еще горели», предположил он.

Позади него раздался тревожный крик, и он оглянулся через плечо, когда связка горящего хвороста рухнула среди раненых в задней части святилища. Затем в проеме крыши появился еще один, и еще больше, уже зажженных до того, как они рухнули внутрь, рассыпая во все стороны искры и языки пламени, когда они падали на каменные плиты или тела раненых и тех, кто за ними ухаживал. Макрон увидел, как хирург с тревогой поднял взгляд с медицинским ножом в окровавленной руке, готовый совершить из милосердия убийство человека, лежащего рядом с ним. Затем их обоих окутало огнем, когда они были поражены большой связкой пылающих палок и соломы, покрытые смолой. Стены святилища эхом отозвались ревом пламени и криками ужаса и агонии. Некоторые из людей уже горели, визжащие фигуры в бешеном движении, тщетно пытающиеся потушить пламя.

- Парвий, - пробормотал Макрон. Он лихорадочно посмотрел на то место, где в последний раз видел мальчонка, но его уже не было. Затем он заметил его через пламя, пойманного в ловушку в противоположном углу, с Кассием, прижавшимся к нему. Их взгляды на мгновение встретились, но прежде чем Макрон успел среагировать, и мальчик, и собака были сбиты горящей связкой палок. Он услышал, как Кассий издал мучительный вой, прежде чем зверь замолк. Не было никакой надежды побороть пламя, чтобы попытаться спасти их. Отчаяние сжало его сердце, словно железные тиски.

Макрон яростно закашлялся, когда дым заполнил замкнутое пространство и превратился в бурлящую массу пламени, обволакивающих черных облачков и сверкающих факелов новых связок хвороста и соломы, падающих сверху. Все это время жалобные крики умирающих наполняли уши тех, кто стоял у двери, отброшенных назад обжигающим жаром.

- Мы не можем оставаться здесь, - крикнул он. - Мы все тут просто сгорим. Последняя атака, братья мои!

В отчаянии они начали расчищать каменную кладку, которую использовали для укрепления двери. Когда осталась только запорная планка, он понял, что бритты больше не используют таран. Он приказал двум ветеранам поднять планку по его приказу, а остальные подняли свои щиты и приготовили мечи. За их спинами крики почти стихли, и