— Но зачем ему мой сын?

— Он хочет нашего сына, — сказал присоединившийся к ним Мейдок, — потому что у него извращенный ум и у него есть какой-то гнусный план, который его терзает.

— Сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до Кей? — спросила Уинн.

— Мы не едем ни в Кей, ни в Скалу Ворона, дорогая Я отвезу тебя и Аверел в Гарнок Если мы вернемся с тобой домой, Брайс быстро узнает об этом.

Он поймет, что мы скоро явимся к нему за нашим сыном. На наше счастье, я не знаю случая, чтобы Брайс причинил когда-нибудь вред ребенку, а этот ребенок — его племянник, его кровь. Думаю, Арвел будет в безопасности, пока Брайс остается в неведении о нашем воссоединении. Если он все-таки узнает, наш сын может поплатиться жизнью. Нам надо все тщательно обдумать. У нас — только один шанс Я это чувствую сердцем.

— Надеюсь, ты не так долго будешь вызволять из беды нашего сына, как меня? — резко сказала Уинн.

— Ты несправедлива, — так же запальчиво ответил он. — Я тебе объяснял уже не один раз, что поначалу мы даже не знали, где ты. Ведь Брайс хотел заставить нас поверить в твою смерть. Я не поверил его уловке, но пока не убедился, я просто не знал, где искать. Потом мы потеряли месяцы, преследуя ирландского работорговца, чтобы выяснить лишь одно — что ты не покидала Англию. Нам мешала погода, и нам пришлось прочесывать огромную территорию. На своем пути мы встречались с сотнями танов и в сотнях залов искали тебя. Ты могла оказаться в любом из них, Уинн.

— Я почти потеряла надежду, что ты приедешь.

— Похоже, ты была в безопасности, — сухо заметил Мейдок. — Уилла разболтала Эйниону всю историю, как твой саксонец влюбился в тебя с первого взгляда. Ты тоже влюбилась в него?

— Я полюбила его постепенно, потому что он был хорошим и добрым человеком. Разве я должна была погибнуть только потому, что ты опять исчез из моей жизни, Мейдок? — резко спросила Уинн. — Мне надо было думать об Арвеле, его безопасности — вот что прежде всего занимало мои мысли. Думаю, я умерла бы в те первые месяцы, если б не терпение и доброта Эдвина и сознание того, что я должна продолжать жить ради ребенка, если не ради себя самой. Ну, ты доволен? Хрупкая память о потерянной любви? Последуешь ли за мной еще раз в другой миг времени, чтобы мы вновь соединились? Любовь, я поняла, — это не только благородство и чистота чувств, Мейдок Любовь — это смех и слезы. Печаль и боль. Отдавать и жаждать чего-то. Ты должен научиться всему этому, если мы хотим быть счастливыми.

— Ты так изменилась, — проговорил он и улыбнулся, упиваясь ее красотой. Его синие глаза потеплели. — Ты всегда была взрослее меня, Уинн, а я на шаг отставал от тебя. Учи меня, дорогая, чтобы я по крайней мере в этой жизни мог идти в ногу с тобой.

— Я буду тебя учить, мой господин, но ты должен догонять меня, петому что я не буду тебя ждать. — Потом она взяла его руку и потерлась о нее щекой. — Я соскучилась по тебе, мой господин. Я рада, что мы вместе.

Повернув к ней голову, он поцеловал руку, ласкавшую его лицо, и с отчаянием произнес:

— Господи! Как я мечтаю хоть о небольшом уединении! Не помню, чтобы я когда-нибудь так хотел тебя, как сейчас.

Уинн тихо рассмеялась.

— У нас еще будет на это достаточно времени, мой господин. — И, подавшись вперед, нежно поцеловала его. — Но прежде давай отыщем нашего ребенка.

Мейдок выглядел удивленным.

— Ты хочешь сказать, что не примешь меня, пока мой сын Не будет в безопасности?

Улыбка мгновенно сошла с лица Уинн.

— Для тебя, мой господин, — ледяным тоном произнесла она, — Арвел просто плод воображения, для меня же он плоть и кровь. Ты говоришь как собственник, «мой сын», но он твой лишь по рождению.

Пока еще не твой! До тех пор, пока не вернешь его домой, не увидишь его дорогое милое личико, которое так похоже на твое, не прижмешь его крепко к себе, не завоюешь его любовь и доверие. Неужели твое плотское желание не исчезнет, зная все это? От моего ничего не осталось! — Она отвернулась, чтобы скрыть слезы.

Мейдок поднялся от костра и пошел в темноту.

— Вы слишком суровы с ним, Уинн из Гарнока, — строго сказал Эйнион, — и вы не правы. — И это говоришь мне ты, который с детства был моим щитом? — Уинн заплакала, она выглядела такой жалкой, но Эйнион не утешал ее.

— Ради вас, моя госпожа, он многим пожертвовал.

— Чем? — фыркнула она.

— Своей волшебной силой.

— Что? — Слезы Уинн мгновенно высохли.

— Да. Только я знаю об этом, потому что если другие узнают о его жертве, они используют это против него. Он понимает, что могущественное положение, которое всегда занимали принцы Венвинвина, было связано с их репутацией волшебников. Мы живем в трудное время, моя госпожа. Если силой Мейдока считают его волшебство, тогда потеря его будет огромной, если не роковой, слабостью. Скалу Ворона всегда оберегала от алчных соседей именно эта волшебная сила.

Даже Брайс боится принца.

— Не настолько, чтобы не похитить меня и выкрасть моего сына.

— Брайс не так умен, как думает. Он играет на любви принца к своей семье и его уважении к жизни, — мудро заметил Эйнион.

— Ты говоришь, Мейдок отказался от своей волшебной силы. Расскажи мне об этом.

— До моего отъезда на поиски работорговца Рори Бэна, — начал Эйнион, — принц вызвал меня к себе. Он так отчаянно искал вас своим мысленным оком, но не мог обнаружить и был в полном недоумении, почему В облике старины Дью он рыскал по стране, но опять не нашел вашего следа. Волшебство в этом деле оказалось бессильно. Его осенило, сказал он мне, что Творец, вероятно, дает ему понять, что время волшебства прошло. С каждым уходящим днем он все больше убеждался в этом. Поэтому после долгих душевных поисков он решил, что для того, чтобы отыскать вас и вашего ребенка, он должен сделать окончательную уступку Творцу, равно как и вы когда-то, так он мне сказал, отказались от своей волшебной силы ради любви к нему в другом месте и другом времени. «Как, — спросил он меня, — может он сделать для вас меньше, чем вы когда-то для него?» Я не понял, когда он мне это сказал, моя госпожа, но, думаю, для вас понятно.

Уинн молча кивнула, беззвучные слезы текли по лицу от сознания того, на какую жертву пошел Мейдок ради нее и ребенка.

— Мы вместе отправились в церковь, и я был свидетелем, как принц Мейдок перед алтарем Господа Бога отказался от своей силы. И теперь он не передаст ее вашим детям, моя госпожа.

— А что стало с его искусством изменять облик? Думаю не отрекся от него.

Эйнион кивнул.

— Он не может так легко расстаться с этим даром, потому что это знание было передано его семье по наследству их дальним предком от древнего кельтского божества, Кенунноса. Принц, однако, поклялся никогда не пользоваться им и не передавать своим потомкам. Хотя все они будут обладать способностью изменять облик, без необходимого волшебства эта сила будет все время оставаться спящей. Итак, вы видите, моя леди Уинн, что принц многое отдал за то, чтобы вернуть вас, когда он мог просто смириться с вашей потерей и найти другую жену. — Эйнион поднялся со своего места рядом с ней у пылающего костра. — Поищу теперь себе постель, госпожа.