– Анатали, как можно скорее забудь этот вздор! Брижит теряет рассудок. А еще слишком много пьет, Матильда это знает. Брижит очень рано овдовела, и Паком, ее единственный ребенок, доставляет ей много хлопот. Вот она и сочиняет всякие глупости – себе в утешение. Пожалуйста, милая, ты должна это забыть! Пообещай!

– Обещаю!

Небо постепенно затягивалось свинцовыми тучами, и Жасент включила лампу, висевшую под потолком. Но даже при неярком свете Анатали заметила, что ее тетя бледна и у нее красные глаза.

– Тетя Жасент, скажи, ты ведь не умрешь? – спросила Анатали. – Дядя Пьер говорит, что тебе стало плохо. Если ты умрешь, я останусь на свете совсем одна! Мамы ведь у меня нет…

– Как это у тебя нет мамы? Она перед тобой! Я хочу, чтобы отныне ты называла меня мамой. И чтобы я больше не слышала слова «тетя»… когда речь идет обо мне, разумеется. Сидони ты по-прежнему можешь называть тетей.

Позволение, которого девочка с таким нетерпением ждала, вознаградило ее за те ужасные минуты, которые ей пришлось пережить в доме вдовы Пеллетье. От радости Анатали совсем растерялась. Наконец-то ей позволено произносить это сладкое слово – как всем ее подружкам в школе, всем детям на земле! Сияя от радости, она бросилась Жасент на шею.

– Спасибо, тетенька… ой, прости! Спасибо, мамочка, моя милая, самая красивая мамочка! Мама! Мама! Мамочка!

Прислонившись спиной к двери, Пьер смахнул слезы счастья. С замиранием сердца он слушал горестный рассказ Анатали. Но именно неистовая радость девочки, которая произносила нараспев «Мама! Мама! Мамочка!», вызвала у него слезы – у него, никогда не знавшего своей матери.

* * *

Лорик с Сидони возвращались в деревню по дороге вдоль озера. Они оба были встревожены, ведь до сих пор было непонятно, что случилось с девочкой.

– Ну куда еще она могла пойти? – крикнула молодая женщина. – Почему она не вернулась домой?

– Хотелось бы мне это знать, – отвечал Лорик. – И Томми тоже пропал…

Раскат грома прозвучал одновременно с сиреной «скорой помощи», похожей на рев перепуганного зверя.

– Собирается гроза, – сказала Сидони. – Смотри, как потемнело! А ведь Анатали сейчас где-то бродит… Надеюсь, что хотя бы собака с ней!

Хлынули теплые, крупные капли дождя. Брат с сестрой уже подходили к улице Лаберж, когда рядом с ними притормозил автомобиль. За рулем был Журден. Он приоткрыл дверцу.

– Я вас ищу! – крикнул он. – Анатали пряталась под кроватью в своей комнате. Она цела и невредима.

Напряжение, страхи, ожидание худшего – всего этого словно и не было. Лорик засмеялся странным, похожим на рыдание смехом. Сидони подошла к авто и через опущенное стекло поцеловала мужа в губы.

Ее брат понял, что пропасть между супругами исчезла. И, к своему огромному удивлению, испытал не ревность, а искреннее облегчение. «Худшее позади! – сказал себе Лорик. – Спасибо тебе, Господи! Жизнь прекрасна!»

В деревне Сен-Прим воскресным вечером

Жасент пораньше усадила детей ужинать – они очень устали. Теперь она накрывала стол для взрослых. Сидони ей помогала. Уединившись на время в кладовой, сестры успели поговорить по душам.

– Я ехала в Сент-Эдвидж, чтобы упросить тебя остаться. Лорик подумал и решил, что я должна узнать о твоих планах. Еще я надеялась, что ты поговоришь с Матильдой – ну, о своей интимной проблеме.

– Ты опоздала, сестричка! Вопрос о переезде за границу больше не стоит. И о разводе тоже! Все разрешилось. Я влюблена в Журдена! Мы с ним намерены наверстать упущенное. Объясню тебе все позже, в другой раз. Не сегодня…

Привилегия подоткнуть одеяло на постели Анатали досталась Пьеру. У девочки слипались глаза, и она устроила свою хорошенькую головку на мягкой подушке.

– Я не буду плотно закрывать дверь, – произнес Пьер мягко; его голос успокаивал и баюкал девочку, словно колыбельная. – В коридоре свет будет гореть всю ночь, он заменит тебе ночник. Тем более что бояться тебе, моя хорошая, больше нечего. Обещаю!

– Хорошо, дядя Пьер. Я знаю. Вот только гром так грохочет… Томми это беспокоит.

Лежащий на половике песик при звуке своего имени навострил ушки, но не поднялся с места – он был настроен всю ночь провести в комнате своей маленькой хозяйки. Анатали зевнула, удобно сложив руки под одеялом. Растроганный Пьер нежно погладил ее по волосам.

– Мы очень сильно тебя любим, – тихо проговорил он. – Гроза скоро закончится. Ничего плохого не случится. Моя крошка, ты зеваешь. Спи спокойно!

– Побудь еще немножко! Скажи, Паком умрет?

– Ты услышала, что говорил Журден? Лучше бы ему повременить, не рассказывать этого при детях. Пакома будут лечить в больнице, и в деревню он больше не вернется. Подумай лучше о том, что у тебя каникулы и по воскресеньям мы будем устраивать пикники на пляже и гулять в лесу. Анатали, я хочу кое о чем тебя спросить…

– О чем?

– Сегодня, когда Жасент попросила называть ее мамой, ты обрадовалась?

– Очень!

– Так, может, ты хочешь иметь еще и папу? Мне будет очень приятно, если ты будешь так меня называть.

Он догадался, что девочка колеблется, однако долго это не продлилось. В радостном порыве Анатали вскочила с постели и бросилась его обнимать.

– Вы не мои настоящие родители, – сказала она, – но моя мать на кладбище, а отец – о, я каждый вечер молюсь, чтобы он пришел на меня посмотреть! Но тем хуже для него! Тебя я люблю больше. Конечно, я хочу, чтобы ты был моим папой!

Пьер обнял девочку, до глубины души взволнованный ее откровенностью. «Никто не придет и не займет мое место в твоем сердце, – думал он. – Жасент решила перечеркнуть все, что связывает нашу крошку с семейством Тибо. И так даже лучше. Жактанс для Лорика – хороший сосед, они много друг другу помогают. К чему ворошить былые неурядицы, множить обиды?»

Анатали, светясь от счастья, вернулась под одеяло. Пьер поправил его и встал.

– Чудесных снов, моя прелесть!

– Спасибо, папочка!

Это было неожиданно и приятно: своеобразное радостное откровение. Пьер и представить себе не мог, что это так замечательно – слышать такое короткое, такое знакомое слово, обращенное в твой адрес. Спускаясь по лестнице, он ног под собой не чуял от счастья.

В кухне его ждала дружная компания. Окинув гостей взглядом, Пьер с удовольствием отметил, что Сидони с Журденом держатся за руки, Матильда укачивает малыша Тимоте, а Дора кормит супом сидящего у нее на коленях Шарля, пока Лорик под бдительным присмотром Жасент взбивает яйца для омлета.

В семье наконец воцарились мир и согласие. Своеобразным завершающим аккордом был потрясающе вкусный запах поджаренных на сале овощей. «Наконец-то для нас настали счастливые времена! – подумал Пьер. – За десертом мы с Жасент поделимся нашей радостью – чтобы поскорее забылись тяготы дня… Моя прекрасная супруга ждет малыша, братика или сестричку нашей крошки Анатали!»