Вдали показался порт Гугатта. Крыши, крытые красной черепицей. Высокие белые дома. Округлые загривки аквасфер, вытянувшихся вдоль причала. Все это появлялось в разрывах густого тумана. Город, где обитали несколько тысяч человек, был небольшим. Автохтоны жили почти исключительно рыбной ловлей и эксплуатацией ресурсов океана Альбарских Фей. Квен Даэл сообщил Тиксу, что селпидяне, люди по своей природе мирные, ревностно относятся к своей независимости и ими управляет совет ректоров, который избирается каждые три года. Они мирно уживались с Орденом абсуратов, чье присутствие снижало риск захвата их мира, лишенного какой-либо другой защиты. Рыцари Ордена никогда не вмешивались в местные дела. И за редчайшим исключением всегда оставались за стенами монастыря. Единственными, кого видели на улицах Гугатта, были курьеры экономата, юные ученики с детскими лицами, которые приходили, чтобы передать торговцам заказ на рыбу или ракообразных.

Сразу за пригородами, состоящими из таких же высоких белых домов с узкими окошками, круглыми или овальными, балконами с черными коваными решетками, и теснившимися вдоль узких улочек, бегущих по склонам холмов, тянулось несколько гектаров леса. В лесу росли громадные деревья, единственные, которые сумели не погибнуть на каменистой поверхности континента Альбар. Квен широким жестом обвел кудрявую зелень, венчавшую холм над городом.

– Лес магов! – сказал он. – Там и будет проходить священное представление легенды.

Низовой ветер гнал тяжелые бледные валы, которые ударялись о стенки аквасферы. Толчки были теперь настолько сильными, что пол не успевал выправлять крен. Тиксу было трудно сохранять равновесие, и он вцепился в ручки, которые рыбак спустил с потолка. И все же оранжанину удалось подметить признаки празднества в городе: засушенные цветы на фронтонах дверей, гирлянды ярких морских звезд, растянутых над улицами, зеленые и желтые огоньки на площадях. Разгуливавшие по улицам жители города во весь голос распевали древние грустные песенки. Мужчины были одеты, как и Квен, – длинные пиджаки и яркие рубашки с открытым воротом, шаровары, отделанные позументом, обувь с острыми задранными носами. Их белые, иногда синие волосы были собраны в пучок на макушке. Женщины нарядились в широкие юбки и в белые и черные кружевные блузы, украшенные мелкими ракушками. Их тонкие лодыжки обжимали посеребренные цепочки с колокольчиками, звеневшими при каждом движении. Распущенные волосы, украшенные несколькими тонкими косичками с бантиками, ниспадали на плечи. Отовсюду слышался заливистый смех, растворяющийся в говоре, криках, песнях, звоне, свисте ветра и океанском реве.

Первые капли дождя упали в момент, когда Квен пришвартовался к причалу, укрывшись от разбушевавшейся стихии.

– Пошли! – крикнул он Тиксу. – Дождь пошел! Феи с нами!

Дождь не охладил пыла селпидян, а усилил его. Они возбужденно носились по улицам, целовались, поздравляли друг друга, толкались и заигрывали друг с другом. Едва Квен и Тиксу ступили на причал, как тут же были вовлечены в хоровод взявшихся за руки людей, пустившихся в импровизированный танец.

– Слезы фей! Слезы фей! Год будет отличным! Феи с нами!

Дождь, словно полноправный участник празднества, усилился, яростно колотя струями воды по мостовым и сопровождая глухим ритмичным стуком народное веселье. Тиксу тащили за собой, выталкивали в центр круга, который образовывался и тут же распадался. Танцоры, мужчины и женщины, не обращали внимания на дождь, хотя скользили и падали в лужи. Океан ревел, как зверь, поджидающий добычу. Дождь насквозь промочил женские блузки – они прилипли к телу, и сквозь кружева виднелись темные овалы на округлых бугорках с острыми торчащими сосками. Ветер участвовал в разгуле, поднимая юбки и обнажая бедра. На женщинах не было нижнего белья.

– День праздника! – крикнул Квен. – Сегодня все женщины – феи, а все мужчины – маги. Сегодня нет ни жен, ни мужей…

Потом завопил:

– Вот тот, о котором я говорил утром! Его зовут Било! Он выбрался из пучины горьких слез!..

Женщины окружили оранжанина, касались его, гладили. Капли дождя сверкали жемчужинами на их смеющихся губах, на лбу, на растрепанных волосах. Фляжки с кисло-сладким напитком переходили из рук в руки, каждый прикладывался к их горлышку. Янтарная жидкость стекала по подбородкам. Все смеялись. Старики со сморщенными лицами отбивали ногой такт, чтобы помочь танцующим, и смеялись в ответ на двусмысленные шутки окружающих. Дети, словно опьяневшие птицы, носились по улицам и площадям города.

Толпа вынесла Тиксу на квадратную эспланаду. Он под хохот окружающих женщин неуклюже пытался повторить па танца магов, ухаживающих за феюшками. Лицо его было мокрым, волосы прилипли ко лбу и вискам, холодные струйки затекали за ворот комбинезона.

Напиток, которым его поили почти насильно, ударил в голову. На мгновение все показалось ему продолжительным сном. Он словно вернулся в таверну «Три Брата» на Двусезонье, где к нему приставали старухи проститутки. В его губы впились губы женщины, он почувствовал ее зубы на нижней губе, мокрые руки проникли под комбинезон, поползли по груди, потом по животу. Нетерпеливые пальцы охватили его затвердевшее естество. Вокруг слышались истерические крики. Женщина задрала юбку и плотоядно прижалась к нему. Она задыхалась, короткие стоны прерывали ее горячее прерывистое дыхание. Тиксу казалось, что все смотрели на них, но понял, что никому не было дела до них, что на площади уже образовалось множество пар, многие спрятались под навесы крылечек и занимались любовью стоя, прижавшись к стене, другие падали на мостовую или усаживались на скамейки… Дети вели себя так, словно все происходящее было естественным: они не обращали внимания на забавы взрослых и с громкими криками носились под струями дождя. Свободной рукой, не отпуская Тиксу, женщина поспешно расстегнула корсаж и юбку, дернула молнию на его комбинезоне и начала его стаскивать, обнажив плечи оранжанина. Она не обращала внимания на огромные капли, ударявшие по ее обнаженной коже. Тиксу втянул в себя усиленный дождем запах женщины, интимный и мускусный. Его охватило дикое яростное желание. Он схватил женщину за затылок и прильнул к ее рту с такой силой, что их зубы ударились. Ее грудь распласталась под его торсом, а ее пальцы продолжали сжимать его разбухшее древко. Комбинезон соскользнул вниз и сложился у сапог. Ветер и дождь ударили по обнаженной спине, ягодицам, бедрам, подхлестывая неистовое желание. Женщина опустилась на мостовую, раскинула ноги и приподнялась, приглашая его погрузиться в нее. Он встал на колени, глянул на алую рану, опушенную черным курчавым волосом… Из глаз его брызнули слезы, смешавшиеся с дождем. Он упал на нее и с отчаянной яростью ворвался в трепещущую жаркую плоть.

Океан Альбарских Фей неистовствовал. Валы катились на приступ причала, накрывая его языками пены. Черные тучи почти совсем расправились с дневным светом.

Протяжный звук гонга пронесся над Гугаттом. Квен Даэл приблизился к задумчивому Тиксу, который заканчивал одеваться. Женщина исчезла: она напоследок страстно поцеловала его и, подхватив одежды, удалилась обнаженной, свернув в ближайший переулок.