Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только к вечеру, часам к семи, в пещере раздались какие-то членораздельные звуки.
— Нашли?! — орал Михалыч в отверстое черное жерло.
— Гу-уууу… — доносилось из пещеры, как из бочки, — а-га-гаааа…
Акакий Акакиевич вылетел с веревочной лестницы, словно его выстрелили из катапульты:
— Валерий Константинович, в пещере обнаружен неизвестный подозрительный элемент! Элемент задержан и доставлен!
Деловитые казаки травили в пещеру веревку; из пещеры доносились какие-то плаксивые вопли, свирепые воинственные окрики. Двое навалились, потянули веревку с немалым, как видно, грузом. Плаксивые вопли приближались, из-за каменного перелома выплывал опутанный веревками Динихтис.
— Так это же Диня! — не выдержал, рявкнул Маралов. — Диня, ты что?! Это же мы!
— Знаете его? Мои, кажется, его приняли чуть ли не за китайского шпиона.
— Какой из него шпион… Так, местный дурачок, я его давно знаю. Динихтис фамилия.
— Ага… Он с вами ходил, Владимир Николаевич, и потерялся… — обратился Латов к Стекляшкину. — Правильно я излагаю?
— Правильно. Он ушел в боковой ход и не вернулся.
Латов задумчиво кивнул, так же задумчиво отхлебнул коньяка из стакана.
Распутанного Диню подтолкнули к Латову, и трудно было узнать в нем совсем недавнего — бравого и делового. Перед Латовым стояло нечто с трясущейся головой, с перекошенным лицом, дико меняющим выражение каждые несколько секунд. Это существо все время приседало, стараясь показаться меньше, постанывало от страха, шарахалось от занесенной руки, пролетевшей птицы, проплывающей облачной тени.
— Мм-да, — кратко изложил Валера, что называется, в сторону, и уже обращаясь к «клиенту»:
— Так это же, оказывается, Динихтис! Сергей Динихтис, верно? Наслышаны, как же, наслышаны… — почти ласково пел Валера Латов, хотя и совершенно непонятно, от кого и что он вообще мог слыхать про Сергея Динихтиса. — А вы сидайте с нами, покалякаем, немного выпьем. Небось там холодно, в пещере-то…
И умное, проницательное лицо Валеры с колючими хитрыми глазками приобрело странное выражение — простецкое и даже отчасти туповатое.
Не без труда попытался сфокусировать Динихтис взгляд на источнике звука, но совершенно непонятно — понял ли.
— Садитесь, садитесь… — все так же прихлопывал Латов по краешку брезента, все так же протягивал кружку, до половины полную желтым ароматным коньяком.
— Ааа-аа… — со странным, глубокомысленным выражением протянул вдруг Серега Динихтис, и по его оттопыренной, безвольно повисшей нижней губе потекла вдруг прозрачная струйка слюны, — а-аааа-аа…
Впечатление было такое, словно человек изо всех сил пытается вспомнить что-то, понять происходящее и все оказывается не в силах.
— Такой и был? — деловито спросил Латов.
— Такой и был, батько…
— С самого начала?
— С самого начала, батько…
И на быстрый взгляд Латова из-под бровей старший ответил с достоинством:
— Не обижали мы его, зря вы не верите… Так только, в чувство приводили иногда… А то дерется и кусается.
Некоторое время Латов рассматривал приседающее существо, продолжающее озираться и мотать в разные стороны головой. Потом произнес какой-то неопределенный звук, и решительно подвинулся вперед. В огромной лапе казака казалась маленькой железная кружка с коньяком, граммов на триста-четыреста.
— Что, брат, неприятно там теряться? Ничего, мы тебя враз тут приведем в лучшие чувства… Глотника!
Динихтис протянул было конечность, прикоснулся пальцами к холодному металлу, таящему жидкость, огненную для человека. И вдруг отдернул руку, дико заорал, уставившись на что-то над плечом Латова. Орал без слов, даже не указывая рукой. Просто уставился, зафиксировал взгляд и надсадно выл, распялив рот.
— Да что это с тобой?! — Латов сгреб за грудки обезумелого Динихтиса, встряхнул, собирался еще что-то сказать, когда Динихтис резко начал садиться, оставляя в могучих руках главказака какие-то сопрелые обрывки. И покатился, и пополз, закрываясь рукой, воя все так же надсадно. Так и полз, пока не уперся в стену жилистых, обутых в высокие ботинки ног бравых казаков-пещерников. Не в силах ползти дальше, свернулся клубком, стараясь подтянуть к подбородку ноги, прикрывая затылок ладонью.
— И часто он так? — Латов был, как всегда, лаконичен.
— Все время… По крику его и нашли, еле поймали.
— Сами ничего не видали? Отца Никодима не надо?
— Не видали… Что-то прошуршало, да ушло… Ладанки на шее… Куда шли, знаем, обижаешь, батько… — вразнобой голосили казаки-пещерники, и старший подвел общий итог:
— Отца Никодима звать незачем. Обычная пещера, нечисти не больше, чем всегда, сами справимся.
— А что там вообще, в пещере?
— Ну что… Трупов много, все в арестантском, кроме как в одной зале. В той зале разные сидят, все больше местные, инородческие, и только один арестант. Есть зала, где стоит шар из стекла, очень искусно сделанный, аккумулирующий свет. Из пещеры кроме этого — два выхода. А в дальнем конце пещеры есть ход в какие-то другие пустоты, но туда не пошли — там высокая радиоактивность.
— Во всем углу? Или в ходе?
— Во всем углу — выше нормы, и из прохода так и прет.
Латов задумчиво кивнул.
— Ну что… Есть мнение, что надо пока в пещере прекратить работы. Наверное, ребята через другие ходы и вышли, не иначе…
— Или ушли в тот угол пещеры, где радиация… — тихо добавил Михалыч. — Или такой вариант не рассматривается?
Какое-то время Латов помаргивал глазками, уставясь в упор на Михалыча. Взгляд этих маленьких ярко-рыжих глазок за густой занавесью ресниц у опытнейшего практика Маралова вызвали ассоциации с медведем, у неискоренимого теоретика Михалыча — с мамонтом.
— Если они туда ушли… Михалыч, тогда считай, что сына у тебя нет… И у тебя, брат, дочери, — обратился Латов к вскинувшемуся было Стекляшкину. — Искать там будем, если нигде больше не найдем…
— Все, что полагается, поставили? — обратился Латов к Акакию Акакиевичу, и тот лихо отрапортовал:
— Поставили пирамиду, под пирамидой — план пещеры с показанным пунктиром путем выхода. Написали записку с обращением к разыскиваемым лицам.
— Ну вот… В радиацию лезть — это спецснаряжение нужно, губить людей я не позволю. И вообще — там люди нужны другие, специально подготовленные люди. А завтра начнем лес прочесывать. Лады?
— Лады, — согласился Михалыч.
— Да и еще кое-чего поищем…
На это Михалыч уже ничего не ответил, торопливо собирая свой рюкзак.