Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С того, что ты не сломлена, – сказала Тин с отрешенным видом.
– Может, я притворяюсь.
– Детка, ты превращаешь преступников в героев, когда рисуешь их. Ты танцуешь посреди цветущих кустиков с альбомом для рисования и краснеешь при легчайшем намеке на непристойность. Не знаю, какое тяжелое прошлое ты себе вообразила, но крепись, будет хуже. Если честно, я сомневаюсь, что ты справишься.
– Почему ты мне все это говоришь?
– Потому что и дня не пройдет, как мы окажемся на Расколотых равнинах. У тебя последняя возможность пойти на попятную.
– Я…
Действительно, что ей делать с Тин, когда они прибудут на место? Признать, что она всего лишь подыграла мошеннице, чтобы чему-то от нее научиться? «Она знает людей, – подумала Шаллан. – Людей в военных лагерях, знакомство с которыми может оказаться полезным».
Стоит ли Шаллан продолжать увертки? Она к этому стремилась, хотя в глубине души понимала, что ей просто нравится Тин и не хочется, чтобы у этой женщины появилась причина прекратить обучение.
– Я не отступлю, – резко бросила Шаллан, неожиданно для самой себя. – Я хочу воплотить свой план в жизнь.
Обман.
Тин вздохнула, потом кивнула.
– Ну ладно. Ты готова открыть мне, в чем заключается эта грандиозная афера?
– Далинар Холин. Его сын помолвлен с женщиной из Йа-Кеведа.
Тин вскинула бровь:
– Любопытно. И эта женщина не прибудет?
– Не тогда, когда ее ждут, – сказала Шаллан.
– И ты выглядишь как она?
– Можно сказать и так.
Тин улыбнулась:
– Мило. Ты заставила меня думать, что дело в шантаже, который весьма сложен. А вот такую аферу ты, возможно, сумеешь провернуть. Я под впечатлением. Это дерзко, но осуществимо.
– Спасибо.
– Так в чем же заключается план? – спросила Тин.
– Ну, я представлюсь Холину, заявлю, что я та женщина, на которой его сын должен жениться, и пусть он разместит меня в своем особняке.
– Нехорошо.
– Почему?
Тин резко покачала головой:
– В этом случае ты окажешься целиком и полностью в долгу у Холина. Он решит, что ты нуждаешься в нем, и тогда об уважении к себе можешь даже не мечтать. Афера, которую ты затеяла, называется «милое личико», и цель ее – избавить богача от его сфер. Такое дело целиком зависит от того, как себя подать. Тебе стоит поселиться в каком-нибудь трактире в другом военном лагере и вести себя так, словно ты совершенно самодостаточна. Поддерживать ореол загадочности. Нельзя, чтобы его сын тебя слишком быстро заграбастал. Кстати, который из них? Старший или младший?
– Адолин, – уточнила Шаллан.
– Хм… Не уверена, лучший ли это вариант по сравнению с Ренарином или худший. Адолин Холин – известный волокита, и я понимаю, отчего отец хочет его поскорее женить. Но удержать его внимание будет непросто.
– Правда? – Шаллан ощутила всплеск неподдельного беспокойства.
– Ага. Он уже был почти помолвлен с десяток раз. Кажется, и до настоящей помолвки дело дошло однажды. Хорошо, что ты меня повстречала. Придется потратить немного времени, чтобы определить правильный подход к нему, но ты, безусловно, не станешь пользоваться гостеприимством Холина. Адолин тобой заинтересуется, только если ты будешь в каком-то смысле недосягаема.
– Тяжело быть недосягаемой для того, с кем ты условно помолвлена.
– И все равно это важно. – Тин пригрозила ей пальцем. – Ты сама затеяла любовную аферу. Они хитрые, но относительно безопасные. Мы со всем разберемся.
Шаллан кивнула, хотя на самом деле ее беспокойство лишь возросло. История с помолвкой может обернуться чем угодно. Рядом больше не было Ясны, чтобы настаивать на ней. Принцесса желала взять Шаллан в свою семье – скорее всего, из-за способностей к связыванию потоков. Девушка сомневалась, что остальные члены дома Холин будут рады заполучить в родственницы никому не известную веденку.
Когда Тин встала, Шаллан подавила свою тревогу. Если с помолвкой ничего не выйдет, так тому и быть. У нее были куда более важные заботы – Уритиру и Приносящие пустоту. И все-таки ей придется как-то разобраться с Тин, чтобы не вовлекать семейство Холин в настоящую аферу. К жонглируемым предметам добавилась и эта проблема.
Странное дело, но такая перспектива ее воодушевила, и она даже решила сделать еще один набросок перед тем, как отправиться ужинать.
Каладин привел измученный, усталый отряд к казарме Четвертого моста, где их – по его тайной просьбе – встретили радостными и приветливыми возгласами. Был ранний вечер, и знакомый запах похлебки показался ему одной из самых заманчивых вещей, какие только можно себе представить.
Он отошел в сторону и позволил сорока мужчинам протопать мимо. Они не были членами Четвертого моста, но на сегодняшний вечер стали таковыми. Воины держали головы выше, улыбались, когда им передавали миски с похлебкой. Камень спросил одного, как прошел дозор, и, хотя Каладин не разобрал ответ солдата, он услышал добродушный хохот, который тот вызвал у рогоеда.
Каладин со скрещенными руками прислонился к стене казармы и улыбнулся. Потом неожиданно для самого себя глянул на небо. Солнце еще не село, но на темнеющем небосводе вокруг Шрама Тальны начали появляться звезды. Слеза зависла прямо над горизонтом – звезда, что была намного ярче остальных, названная в честь единственной слезы, которую, по легенде, пролила Рейя. Отдельные звезды двигались – ничего удивительного, спрены звезд, – но что-то в этом вечере было неправильным. Он вдохнул полной грудью. Не казался ли воздух затхлым?
– Сэр?
Один из мостовиков – серьезный, с короткими темными волосами и грубыми чертами лица – не присоединился к остальным у котла с похлебкой. Каладин поискал в памяти его имя…
– Питт, верно?
– Да, сэр, – ответил мостовик. – Семнадцатый мост.
– Чего ты хочешь?
– Я просто…
Мужчина посмотрел на приветливый костер, вокруг которого члены Четвертого моста смеялись и болтали с теми, кто побывал в дозоре. Неподалеку кто-то повесил на стене казармы пару примечательных «доспехов», состоявших из панцирных шлемов и костяных нагрудников, прикрепленных к кожаным нарядам обычных мостовиков. Их теперь заменили на отличные стальные каски и нагрудники. Кто мог повесить здесь старые доспехи? Он даже не знал, что кому-то удалось прихватить их с собой, – это были дополнительные наборы, сооруженные Лейтеном для товарищей и припрятанные на дне ущелья еще до того, как им удалось освободиться.