– Ну-ну, ш-ш! Думаю, твои инстинкты правильные. Мой дед часто повторял старую кавалерийскую присказку «по неверной поверхности нужно ступать как можно легче». Мы просто ненадолго ляжем на дно, чтобы не нервировать бедолагу Бэзила. А когда твой дядя вернется, он быстро приведет этого парня в чувство. – Майлз покосился на нее. – Или ты просто не станешь со мной встречаться целый год, а?

– Мне это ужасно не понравится, – призналась Катриона.

– А! – Уголок его рта пополз вверх. Чуть помолчав, он добавил: – Ну, значит, нам это не подходит.

– Но, Майлз! Я дала слово! Не хотела, но пришлось.

– Под давлением. Тактическое отступление – не такая уж плохая штука, если тебя внезапно атаковали, знаешь ли. Во-первых, ты остаешься целым. Потом выбираешь удобную для тебя позицию. А затем контратакуешь.

Каким-то образом, не ее стараниями, бедро Майлза приблизилось к ее ноге, не касаясь, но ощутимо теплое и твердое даже сквозь два слоя одежды, черной и серой. Катриона не могла положить голову ему на плечо в поисках утешения, но могла обвить его талию и прижаться щекой к макушке. Это было бы так приятно, так успокаивающе. Я не должна этого делать.

Нет, должна. Сейчас и всегда …

Нет.

– Побит собственной репутацией, – вздохнул Майлз. – Я думал, что важно лишь твое мнение, Никки и Грегора. И начисто забыл о Бэзиле.

– Я тоже.

– Мой па выдал мне следующее определение: репутация – это то, что о тебе думают другие, а честь – это то, что ты знаешь о себе сам.

– Это то, что имел в виду Грегор, когда посоветовал тебе поговорить с отцом? Твой па – мудрый человек. Мне бы хотелось с ним познакомиться.

– Он тоже хочет с тобой познакомиться. Конечно, он тут же продолжил, поинтересовавшись, что я о себе думаю. У него есть этот… этот… глаз.

– По-моему… я знаю, что он имеет в виду. – Она могла бы обвить пальцами его руку, свободно лежащую на колене так близко от нее. Его рука наверняка твердая и надежная… Ты уже предавала себя прежде в тоске по касанию. Не смей. – В тот день, когда погиб Тьен, я перестала быть человеком, который принес и соблюдал данные на всю жизнь обеты, а стала человеком, который разорвал их и ушел. Мои обеты значили для меня все, или как минимум… я все на них променяла. И я до сих пор не знаю, напрасно я изменила своим обетам или нет. Я не думаю, что Тьен пошел бы вразнос той ночью, не шокируй я его заявлением, что ухожу от него. – Катриона немного помолчала. В комнате было удивительно тихо. Древние толстые каменные стены не пропускали городские шумы. – Я не та, что была прежде. И не могу возвращаться назад. Мне не очень нравится то, кем я стала. И все же я… еще держусь. Но понятия не имею, как стронуться с этой точки. Никто не дал мне карты, где указан путь.

– А! Вот в чем дело. – В тоне его не было ни йоты недоумения, а наоборот – понимание.

– К концу обеты оставались единственной моей частью, которую еще не сровняли с землей. Когда я попыталась поговорить об этом с тетей Фортиц, она заверила меня, что все в порядке, поскольку все считают Тьена ослом. Ты понимаешь… Это ведь не имеет никакого отношения к Тьену, святой он или монстр. Речь обо мне и моем мире.

– Чего ж тут трудного для понимания? – пожал он плечами. – По мне, так это совершенно очевидно.

Катриона повернула голову и посмотрела ему в лицо. Он смотрел на нее с терпеливым любопытством. Да, он действительно все понимает и все же не пытается утешить ее или убедить, что все это ерунда. Ощущение было такое, будто она открыла дверь, которую считала дверцей шкафа, а оказалась в другой стране, сияющей перед ее расширившимися глазами. Ой!

– Исходя из моего опыта, проблема с такого рода клятвами, как «лучше смерть, чем бесчестье», в том, что в результате в мире останется лишь два сорта людей: мертвецы и клятвопреступники, – заговорил Майлз. – Так что это проблема выживания.

– Да, – спокойно согласилась Катриона. Он знает. Он все знает, до той самой горькой точки в глубине души. Откуда он знает?

– Смерть предпочтительней бесчестья. Что ж, по крайней мере никто не может пожаловаться, что я принял их не по порядку… Знаешь… – Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на нее, прямо в глаза. Лицо его чуть побледнело. – Это не совсем верно, что я вышел в отставку по медицинским показателям. Иллиан выпер меня. За фальсификацию рапорта о моих припадках.

– Ой! Я этого не знала…

– Знаю, что не знала. Я не очень-то распространяюсь об этом – по вполне понятным причинам. Я так отчаянно пытался уберечь карьеру. Адмирал Нейсмит был для меня всем – жизнью, честью и в ту бытность куда более мной, чем лорд Форкосиган. И вместо этого я сам все погубил. Не то что я был к этому не готов. Адмирал Нейсмит возник как фикция, и это я превратил его в настоящего. И это сработало, и неплохо. Маленький адмирал дал мне все, о чем я мечтал. Через какое-то время я решил, что все грехи можно вот так искупить. Солги сейчас, исправь потом. То, что я пытался проделать с тобой. Даже любовь не так сильна, как привычка, а?

Теперь Катриона осмелилась обвить его рукой. Незачем им обоим голодать… На мгновение он затаил дыхание, как человек, предлагающий лакомство дикому зверю, пытаясь приручить. Засмущавшись, Катриона отпрянула.

Вдохнув, она проговорила:

– Привычки. Да. У меня тоже такое чувство, что я наполовину калека из-за застарелых привычек. – Старые шрамы разума. – Тьен… кажется мне далеким воспоминанием. Как ты думаешь, его смерть тоже покроется такой же дымкой?

Теперь он на нее не смотрел. Не осмеливается?

– Я не могу ответить за тебя. Мои собственные призраки, похоже, вполне самостоятельны и всегда при мне. Постепенно их настойчивость уменьшается, а может, я просто к ним привык. – Оглядев мансарду, он отрывисто добавил: – Я никогда не рассказывал тебе, как убил своего деда? Великого генерала, пережившего все: цетагандийцев, Безумного Ури – все, что этот век напустил на него?

Катриона не пожелала покупаться и выдавать какую-либо шокированную реплику, которой, как он явно считал, заслуживает столь драматическое заявление, а лишь вздернула бровь.

– Я разочаровал его до смерти в тот день, когда с треском провалил экзамен в академию и потерял последний шанс сделать военную карьеру. И ночью он умер.

– Ну конечно, – сухо заметила она, – это произошло из-за тебя. А вовсе не потому, что ему было почти сто лет.

– Да, конечно, я знаю. – Майлз пожал плечами. – Точно так же, как ты знаешь, что смерть Тьена была случайной.

– Майлз, – после долгой паузы проговорила Катриона, – ты что, пытаешься получить надо мной перевес в мертвецах?

Застигнутый врасплох, он собрался было возмущенно запротестовать, но смог лишь сказать:

– Ох!

И ласково ткнулся лбом ей в плечо, изображая, будто бьется головой об стенку. Когда же он снова заговорил, насмешливый тон не совсем скрывал подлинное мучение.