и теперь они стояли друг напротив друга. – Детектив Ид Харш, искусный штурвал и заслуженный труженик Граффеории, согласишься ли ты принять должность лейтенанта граффеорской полиции?

Вот он, тот самый момент. Момент, о котором Харш мечтал пятнадцать лет. Высокая честь, оказанная граффу из простой семьи. Вся его жизнь велась к этому событию. Потеря близкого человека, учеба и регулярные прогулы – ведь Харш всегда поступал по-своему, – поступление на службу, дюжины раскрытых дел… Его суть, его предназначение. Свершилось.

– Ну, что скажешь, Ид? – умиляясь его оцепенению, спросил капитан Миль.

Десятки лиц ожидали ответа. Харшу казалось, что все софиты мира сейчас направлены только на него.

– Благодарю вас, капитан, за предоставленную мне честь, но боюсь, что я вынужден отказаться.

Пауза. Домашние фейерверки перестали взрываться, друзья Чвата резко прекратили улюлюкать. Граффы продолжали улыбаться, но каждый вопросительно поглядывал на соседа, как бы уточняя: верно ли я расслышал?

От растерянного выражения капитана у Харша ком встал в горле.

– Если вы позволите, от аудиенции с королем я не откажусь: мне есть что с ним обсудить, – сказал Ид. – Но от должности лейтенанта я отказываюсь.

Никто больше не хлопал, никто не кивал ему в знак понимания. На лицах желтых плащей Харш видел осуждение, но он вдруг осознал, что ему, в общем-то, было наплевать. Он не хотел ни с кем объясняться, не хотел разжевывать всю цепь своего расследования. Все собравшиеся здесь ждали героя. Но он не герой. И если когда-нибудь он и получит должность лейтенанта, то получит он ее заслуженно и с поднятой головой от собственной, а не чужой гордости.

Капитан Миль что-то произнес, – видно, пошутил, так как по кабинету раскинулся хилый смех, – но Харш его не слышал.

– Прошу меня извинить, – бросил он и, нахмурившись, зашагал в сторону выхода.

Граффы медленно расступались перед ним. На пути ему встретилась Доди Парсо, но, в отличие от остальных, она смотрела на Харша с робким любопытством. Он молча прошел мимо нее и вышел за дверь. Тяжелые ботинки с нажимом ступали по темному паркету. Дойдя до конца овального коридора и открыв дверь с табличкой «Ид Харш, детектив, высший ранг», штурвал прошел к своему бюро, сел в излюбленное твердое кресло и, выдохнув, взмахом руки пододвинул к себе печатную машинку.

* * *

Эта осень пролетела стремительно. Кажется, что Ирвелин только вчера вышла из дряхлого грузовика и вступила на серую брусчатку Робеспьеровской. Новая жизнь закрутила ее, как винт закручивают в полое отверстие – резко, без единой возможности выбраться. Теперь она графф не только по праву рождения, но и по месту жительства.

Спустя час после встречи с Идом Харшем в королевском саду Ирвелин созвонилась с отцом. Разговор получился долгим и непростым.

Она рассказала ему обо всем, что произошло этой осенью в Граффеории, и на этот раз она не увиливала. Потом она поделилась предположением Ида Харша о замене стекла и о своей догадке про регенерацию. Емельян слушал так внимательно, как умел только он. Временами на том конце провода слышались тяжелые вздохи, а временами было так тихо, что Ирвелин приходилось уточнять, не отсоединили ли их. Когда Ирвелин закончила (с языком на плече), она стала выжидать.

Характерная черта материализаторов – кропотливость. Любой вопрос они склонны решать с завидным усердием. И если вы хотите, к примеру, чтобы материализатор организовал ваш юбилей, то не ждите быстрых решений. Ждите долгих, усердных переговоров, уйму вопросов про качество упаковочной бумаги, ужин из десятка деликатесов и одетых по строгой палитре гостей.

Вот и сейчас Емельян, материализатор по ипостаси, прежде чем ответить своей дочери, некоторое время провел в задумчивом молчании. Он не мог сказать ей первое, что придет ему в голову. Ситуация требовала правильных, уравновешенных слов, а потому Ирвелин пришлось ожидать и от скуки раскачиваться на табурете. Когда она чуть не упала, качнув слишком сильно, в трубке раздался спокойный голос:

– Мне очень жаль, Ирв, что тебе пришлось столько пережить. И я должен признать, что виной всему – ошибки моего прошлого, которые я оплачиваю по сей день. Да, тот сыщик прав. Я в самом деле создал стекло для стеклянного куба. – Он сделал паузу, а Ирвелин, отодвинув табурет подальше, села с телефоном прямо на пол. На ее лице отразилось принятие и… Что же это? Неужели гордость? – В качестве прототипа я взял песок с берегов кровавого карьера из Долины Пуха и с помощью него смог добиться наименьшей плотности, не снизив при этом прочность… Но как бы я ни старался, такое стекло все равно было неподвластно обычному кукловоду, и мне пришлось потратить два года на поиски кукловода, подходящего для моих целей. Привить материалу способность к заживлению, как у той же амфибии, не так-то просто… – Заминка. – Знаешь, Ирв, ты, наверное, удивишься, но я расстроен, что кто-то неизвестный задался такой же целью, что и я когда-то. Слишком высока ответственность, и далеко не каждый графф способен эту ответственность принять.

С продолжением он помедлил, дав Ирвелин хорошенько осмыслить услышанное.

– Восемнадцать лет назад, когда ты была совсем маленькой, мы переехали на Робеспьеровскую, 15/2. Твоей маме нравился район, а я выбрал дом. Твой сосед, Август, оказался прав: дом я выбрал неспроста. Нам с твоей мамой пришлось ждать несколько лет, прежде чем в этом доме освободилась квартира, и как только я наткнулся на объявление о продаже, то тут же взял в банке ссуду.

– Ты был уверен, что зоркое поле не под Мартовским дворцом, а под этим домом? – спросила Ирвелин.

Ответ отца привел ее в замешательство.

– Нет, не уверен, – признался Емельян. – В моем распоряжении были только неподтвержденные догадки, и как раз для их подтверждения я и хотел взять Белый аурум. Мне нужно было изучить его поведение, когда камень находится вблизи дома. Тогда бы я смог…

– Камень вибрировал. Постоянно, – повторила Ирвелин уже ранее сказанное.

– Да, Ирв, я понял, и это любопытный признак, который приближает нас к тому, что мое предположение может быть правдой. Однако этого мало.

– А как же нестыковки в датах? Как же тот факт, что Мартовский дворец начали строить раньше открытия ипостасей Великим Олом?

– К сожалению, слова давно умерших писателей никто в расчет не возьмет, тем более что в официальных источниках даты иные. Ты только представь, Ирв, каким позором обернется для правителей иное зоркое поле! Быть обманутыми столько лет, и кем? Самым святым из королей, Великим Олом! Нет, для нынешних правителей нужны доказательства повесомее слов.

– Когда Белый аурум был в нашем доме, штурвал