что ты ослушалась меня, моя хорошая, и опять пошла туда, куда нельзя. Я уверена, что со временем твоя дерзость трансформируется в стойкость и непреклонность. Плохо то, что ты забыла своё оружие. Никогда и никуда не ходи без оружия, даже в туалет на корабле старого друга.

Бархатный голос назидательно и ласково мурлыкал: Йоля напоминала ручную тигрицу из цирка, что отчитывает своего подросшего отпрыска за пару-тройку растерзанных трупов глупых дрессировщиков, что решили поиграть с «полосатым котёнком».

— Хорошо, Волк, — сопливо и виновато просипела Сигни и в то же мгновение божественная нога милостиво опустилась на пол.

Маленькая девочка вытерла носик маленькой ладошкой, а ту вытерла о рубашку, подошла к женщине, развалившейся в глубоком кресле, и приняла из рук, затянутых в коричневую проклёпанную кожу, свой нож.

— Джет почистил и наточил клинок, — мурлыкнул бархатный голос, — Всегда содержи своё оружие в порядке.

— Спасибо, Джет, — всхлипнула Сигни, избегая встречаться взглядом с фараоном.

— Кстати, моя хорошая, нас с тобой ждёт много дел, но мне не нужна помощница, которая вместо отдыха ночью болтается по трюму корабля, а потом, когда дело доходит до работы, падает с ног от усталости. Поэтому иди и выспись, чтобы быть мне полезной.

— Хорошо, Волк, — пискнула Сигни, и, развернувшись, приготовилась выйти прочь, подальше от рассерженного Зверя, но набралась храбрости, развернулась и сказала:

— Там, внизу мой папа, и теперь он драугр. Это неправильно. Объясни мне, в чём тут дело, Волк.

Зелёные глаза полыхнули красным и слегка сощурились на маленькой фигурке.

— Это знание для умных, взрослых девочек. Ты же — маленькая взбалмошная сопля. Поэтому шагом марш в койку, и постарайся подрасти, пока спишь, а когда подрастёшь, я всё тебе расскажу. Быстро в кровать.

Последние слова прорычали, и маленькая Сигни, вторично пискнув от ужаса, пулей вылетела в коридор и помчалась в свою каюту — прятаться и бояться под одеялом.

— Бесподобно, — оценил Джет воспитательские способности друга, — Ты не думала завести своих детей, дружище?

Йоля одарила фараона мягким, укоризненным взглядом.

— Джет, старина, неужели ты совсем всё забываешь? Разве раньше я так же выглядела? Ты какие-нибудь перемены во мне видишь?

Неупокоенный уставился на Йолю проницательным взглядом своих мёртвых, мутных глаз; смотрел, смотрел, а потом покачал головой.

— Да вроде нет, Госпожа, никакой такой критической перемены я не вижу, ты совсем не изменилась с нашей последней встречи, такая же божественно прекрасная.

Старый Аарон, что звенел кружками, ложками, сахарницами и заварочными чайниками возле уютного бара, встроенного в стену, прыснул со смеху и уронил на пол стальной кофейник. Тот покатился по полу, словно неразорвавшаяся боеголовка. Шипованный нос чудовищного сапога преградил ему путь и Йоля быстренько склонилась вниз, завесившись спутанными волосами. Лицо госпожи лейтананта исказила нечеловеческая попытка сдержать истерический хохот. Отсмеявшись и утерев со щёк слёзы, капитан подошёл к своему старинному, выполненному из красного дерева столу, и долго ковырялся в ящиках. Наконец нашёл.

— На вот, — старческая рука протянула Джету пожелтевшую керамическую табличку с отбитыми углами, — Освежи память. Это ваше фото: твоё и Госпожи.

Лысеющая голова с остатками буйной гривы почтительно склонилась в сторону, красной, как кирпич, Йоли. Та справилась с истерикой, но всё ещё слабо ухмылялась.

Неупокоенный владыка принял табличку и с интересом уставился на её, истерзанную временем, поверхность. С каждым стуком сердца его мёртвые глаза наполнялись светом искреннего восторга.

На табличке было выбито изображение двух человек в набедренных повязках, с мускулистыми, поджарыми телами и длинными вьющимися волосами, собранными за спины в тугие хвосты. Один из них обладал собачьей острой мордой и неимоверно длинными стоячими ушами. Странная парочка упоенно предавалась убийству. Они занимались жестокой резнёй, обезглавливая, протыкая и нарезая тела других таких же полуголых нищебродов. Тех навалило уже целую кучу под босые ноги напарников. Лучше всего художнику удалось запечатлеть их оружие. Мужик с нормальной, человеческой головой, вооружился короткой глефой с широким и кривым клинком. Псоглавец сжимал в руках длинный полесворд, с прямым, обоюдоострым лезвием. Бандитские рожи обоих киллеров кривились злорадными садистскими ухмылками.

— Я тут такой молодой... — мечтательно произнёс фараон, — А вот Волк совсем не изменился.

Мутные глаза вновь обожающе уставились на Йолю. Та лишь грустно улыбнулась и, подойдя к другу, прижала его голову к своей плоской груди.

«Сейчас опять обниматься будут, а потом плакать. Заебали они уже с этими соплями», — поморщился Монакура Пуу, отлипая глазом от замочной скважины.

Сержант выпрямился, приосанился и без стука вошёл в каюту.

— А можно мне тоже? — вполне пристойно попросил гигант, протягивая огромную лапу в сторону таблички.

Джет нахмурился, и попытался спрятать фото в нагрудный карман комбинезона.

— Подслушивал? — поинтересовалась Йоля, и поманила пальцем фараона.

Тот нехотя отдал табличку сержанту.

Монакура Пуу утвердительно кивнул Госпоже, потом внимательно изучил изображение, после чего поднял свои бездонные глаза на молодую женщину в драном миниплатье и усохшую мумию в красной шапочке норвежских китобоев.

— Найди двадцать различий, — пробормотал он и вернул табличку фараону.

— Я только скопирую и верну, — обещающе прошелестел Джет, не глядя в сторону паромщика, и каменная плитка исчезла в нагрудном кармане.

Монакура вздохнул:

— Грим вернулся, мокрый, злой, в крыле пуля. Я вытащил.

— Говорит, что эти уроды волосатые сами в говно вляпались, и его подставили.

— Говорит, что оба ранены и, до кучи, безнадёжно глупы, чтобы побороть свою гордость и признаться в этом друг другу.

— Говорит, что если мы не придём на помощь, то популяция нашего отряда сократится на двух ослов.

— Говорит, есть заводь для высадки.

— Говорит, что эти два пидараса забрали всю его рыбу.

— Говорит, что полетел отсюда прочь, потому что, если мелкая узнает о прекрасном продолжении круиза, она всех тут перестреляет, а потом покончит с собой, а он ещё жить хочет.

— Хм, — задумалась Йоля и, закрыв глаза, вроде бы задремала.

Джет медитировал, Аарон невозмутимо копался в навигационных приборах. Монакура подошёл к барной стойке и, поискав бутылку, ничего не нашёл. Он плеснул в чашку кипяточку и бросил туда же позеленевший от плесени чайный пакетик. Его, похоже, уже заваривали. Год назад.

Звериные глаза распахнулись, пламя ещё не разгорелось, но уже дымило, шо пиздец.

— Как ты там говоришь, мой хороший... Десант своих не бросает? Готовьте «Ньялу». Аарон, заводи двигатель, причаливаем.

Монакура одобрительно ухмыльнулся и решительно произнёс, как отрезал. Таким