который дожил до трёхсот и всё ещё выглядел на сто. Но какой смысл выглядеть на сто лет, если ты бессмертен? Никакого. Поэтому Риддл упорно рыл в этом направлении уже больше двадцати лет — с момента смерти грязнокровки Мирттл Уорен, не вовремя появившейся в уборной для девушек. И параллельно этому, он искал возможность поглотить осколки души, оставив всего один, который он намеревался отправить в Мариинскую впадину. Но пока что он не нашёл ни единого способа вернуть душу себе; ни единого, кроме раскаяния. Однако, это было невозможно. Он в принципе не был способен на раскаяние. Как можно сожалеть о том, что ты кого-то убил случайно? Или же о том, что убил, защищаясь? Или о том, что убил защищая честь своей нерадивой, давно умершей, матери? Нет, это невозможно. Нужно было найти другой способ. Принципиально новый способ.

Круглые сутки Том проверял миф о тиаре, старался отследить её местонахождение по последним упоминаниям, изучал свойства. В конце концов, он связался с Флетчером через посредника, тот связался с продавцом тиары в Финляндии и начались длительные, напряженные переговоры через поверенных и письма.

Всё это время Риддл находился будто в стороне от жизни. Он не запоминал, кто приходит в поместье, игнорировал Антонина, забросил подготовку к Заседанию и предвыборной кампании Абраксаса, свалив всё на него самого. И, возможно, всё продолжалось бы и дальше в том же темпе, если бы Малфой насильно не вытащил его из-за стола. Когда эмоции стихли и желание убить Абраксаса поубавилось, Том, наконец, выслушал его:

— Ты игнорируешь мисс Грейнджер почти две недели, — сказал маг, — и если бы я тебя не знал, то решил бы, что она тебе не нужна.

Риддл задумчиво нахмурился.

Вообще-то, он игнорировал мисс Грейнджер, потому что попросту забыл о ней. Ну, она его не отрывала от работы, когда он замечал её в библиотеке, но на этом всё. И не сказать, что от неё требовалось что-то большее — просто быть рядом. Под присмотром.

Том понял, что Малфой был прав, когда Гермиона перестала заходить. Чем она занималась, Риддл не знал, но его это не особенно волновало. Он просто… ну, не сомневался, что она не посмеет пойти с кем-то на свидание или что-то вроде того. Однако не обнаружив её после Заседания, Том на всякий случай напрягся. И, как оказалось, не зря. Несмотря на то, что — Салазар, великий — отношения они не демонстрировали, Риддл не смог удержаться, когда к Гермионе посмел подойти Нобби-чёртов-Лич. Только чудо или магия, или волшебство, или сам Салазар, помогли ему не взяться тогда за палочку. И в тот же день, на всякий случай, Том закрепил их отношения окончательно, хоть Гермиона и отрицала возможность заявить права на неё. Все остались довольны.

Гермиона, после той первой ночи, больше не оставалась на ночь, за что Том был ей безмерно благодарен — он ненавидел спать с кем бы то ни было — наверное, сказывались плохие воспоминания из детства, когда приютская ребятня жалась друг к другу, сидя в подземном метро и спасаясь от бомбёжки. Последствия той войны до сих пор преследовали его: он не любил лишние прикосновения, объятия, что угодно, что ограничивало его в движении.

Всё было лучше, чем он мог себе представить. Том опасался, что Гермиона будет досаждать ему, требовать внимания, отвлекать от работы и исследований. Но нет. Не было пустого трёпа, расспросов, бессмысленного времяпровождения вместе, и, казалось бы, Риддла, как человека свободолюбивого и самостоятельного, это должно приводить в восторг, но, к сожалению, радости он не испытывал — только раздражение. Ведь всё это значило, что свободное время, личные дела и секреты есть не только у него. И это осознание не вызывало чувства удовлетворения, вовсе нет, напротив, только глубокое, размером с дом, раздражение. И на неё, что у неё могут быть чёртовы секреты, и на себя — за то, что его волнуют её возможные чёртовы секреты. Сложись обстоятельства немного иначе, и Том просто запер бы её в своём поместье, как ту самую книжку с загадками, и любовался бы ею по вечерам, когда ему бы этого хотелось. Но Гермиона была человеком: она продолжала уходить, когда он засыпал, и приходила, когда ей хотелось.

Слух о том, что Сигнус Блэк при смерти быстро распространился — ещё быстрее, чем о том, что Блишвику нездоровится. Вообще среди аристократов такое растаскивалось быстро: на плохие новости волшебники реагировали быстрее стервятников. Однако кое-что от стервятников их отличало — волшебники гораздо быстрее делали правильные выводы.

— Значит, нам нужен кто-то в Отделе магического правопорядка, — сказал Абраксас, во время очередного собрания Рыцарей, после большого Заседания, когда объявили о кандидатах на пост Министра Магии.

Это было первое полноценное собрание Рыцарей без Сигнуса Блэка, главы сектора неправомерного использования магии. Многие считали, что Сигнус занял эту должность по приказу Тома, но, на самом деле, он стремился находиться подальше от Ориона — главы Отдела магического транспорта. Тот мог без каких-либо проблем сделать брата начальником какого-нибудь сектора, наделить непыльной работой, но Сигнус выбрал другой путь. Несмотря на то, что Блэкам в принципе не нужно было работать, они всё же служили в Министерстве, чтобы их имя оставалось на слуху.

Все Рыцари сегодня выглядели максимально собранными и решительными; никто не позволил себе даже косой взгляд в сторону Тома. То ли произвёл впечатление круциатус, то ли им хватило мозгов связать внезапную болезнь их собрата с его же неповиновением: не важно. Значение имел только результат, а он Тома вполне устраивал.

— Все присутствующие уже на должностях, — заметил Нотт; оба Эйвери согласно покивали.

— Ну, не все, — возразил Юстин.

Все взгляды скрестились на нём, как на спасательном маяке в шторм, а Юстин смотрел на Долохова, демонстративно закатывающего глаза.

— Антонин, — торжественно произнёс Том, — на днях станет полноправным гражданином магической Британии, и получит должность в Секторе неправомерного использования магии. Нет никаких сомнений, что он блестяще пройдёт испытания.

Долохов расправил плечи и самодовольно усмехнулся. Младшие Рыцари до сих пор опасливо косились в его сторону, не в последнюю очередь из-за его близкого — теперь — знакомства с мисс Принц, но, конечно, важную роль играла и его великолепная боевая подготовка.

— Трэверс не завернёт из-за старого дела? — поинтересовался Нотт; этот вопрос крутился на языке у многих, но озвучить его решился только Лестер.

— Нет, — уверенно ответил Лестрейндж. — Проблем не будет.

— Что ж, тогда к середине марта Антонин уже будет при деле, — подвёл итог Абраксас.

Их собрания были похожи