Два батальона гвардии, составленные из всех пехотных гвардейских полков, 4 орудия от 3 артиллерийских бригад гвардейского корпуса, гренадерский полк имени короля Прусского и 1 батальон гренадерского полка имени наследного принца Прусского были собраны в Ораниенбауме для отправления морем в Данциг.

14 июля после напутственного молебствия под открытым небом передо Ораниенбаумским дворцом государь сам повел все знамена к своему катеру, и в то же время все войска этого отряда направились, по отделениям, к шлюпкам, которые должны были доставить их к назначенным для их перевозки пароходам.

Это движение было исполнено с чрезвычайною точностью, и вид длинного ряда судов, наполненных сверкающими штыками и постепенно, в определенных интервалах, отделявшихся от берега в направлении каждого к своему пароходу, представлял бесподобное зрелище, которого красоту увеличивало ярко сиявшее солнце.

Король Прусский, со своей стороны, также велел образовать отряды из всех полков своей гвардии и вместе с кирасирским имени императора Николая полком расположить их лагерем неподалеку от Калиша.

1 августа государь с императрицею, великою княжною Ольгою Николаевною, принцем Фридрихом Нидерландским с его супругою, герцогом Нассауским и маленьким великим князем Константином Николаевичем, носившим титул генерал-адмирала, отправились на пароходе «Геркулес» также в Данциг.

Граф Орлов и я удостоились чести быть на одном с ними судне, а остальная свита – дамы и кавалеры – поехали в одно с нами время на пароходе «Ижора». Князь П. М. Волконский, назначенный сопровождать императрицу во время ее путешествия по Германии, уехал вперед сухим путем.

Наш переезд, благоприятствуемый прекрасным временем, был истинною прогулкою, и один только герцог Нассауский пролежал все пять дней в морской болезни.

Местами к нам подходили фрегаты или бриги, отряженные от нашего флота для принятия приказаний государя, если бы такие понадобились, а милях в 20 от прусских берегов весь флот пришел нам навстречу на всех парусах и по отсалютовании императорскому флагу повернул назад для сопровождения «Геркулеса»; но при ослабшем между тем ветре наш пароход вскоре оставил за собою парусные суда.

К закату солнца открылись данцигские колокольни, и мы убавили ход, чтобы войти в канал, начинающийся в пяти или шести верстах перед городом. Оба берега этого канала были заняты любопытными, а у пристани ожидали власти, военные и гражданские, под красивым шатром, устроенным для приема их величеств, возле которого стояли почетный караул и приготовленные для них экипажи.

Солнце уже село, огонь орудий с данцигских укреплений рисовался в темноте, и гул выстрелов величественно смешивался со звоном колоколов и с кликами толпы. Но шатер был устроен так неискусно, что наш «Геркулес» едва не опрокинул его своим колесом, и почти невозможно было сойти тут на берег.

Вследствие того государь с императрицею и своими спутниками съехал в катере и, обняв принца Прусского, высланного королем ему навстречу, отправился к отведенному для них помещению. Город был иллюминован, и все его население радостно приветствовало государя и августейшую дочь своего короля.

Это был первый русский монарх, который со времен Петра Великого явился в стенах Данцига, столько раз испытавшего силу нашего оружия и в 1806 году так мужественно отстоянного нашими войсками против полчищ Наполеона.

На следующий день после обеда императрица со своим братом отправились в Берлин, а государь с принцем Нидерландским и Нассауским герцогом поехал в Калиш. В Торне незадолго до нашего проезда загорелся большой мост, и мы, проезжая по нему, видели еще стороживших его солдат.

Зажигатели остались неоткрытыми; в этой злонамеренной попытке подозревали, может быть не без основания, поляков, думавших воспользоваться беспорядком для какого-нибудь покушения против особы государя. На границе царства Польского он отпустил приготовленный для него конвой, и мы проехали до Калиша краем, еще кипевшим горькою ненавистью к России, совершенно одни.

Фельдмаршал Паскевич принял его величество во главе генералов, командовавших разными частями расположенных в лагере войск, стоя у правого фланга почетного караула перед дворцом, убранным со вкусом для короля Прусского и сестер императрицы: принцессы Нидерландской и гросс-герцогини Мекленбургской.

Для этого пребывания отделали также заново городской театр, выстроили огромную залу, в которой удобно могли поместиться за обеденными столами 300 человек, и в флигелях дворца, равно как и во многих частных домах, отвели квартиры для принцев и других особ, приглашенных или испросивших позволение присутствовать при калишских маневрах.

К большому изумлению тамошних жителей государь без всякой свиты обошел пешком по всем приготовленным для знатнейших особ помещениям, стараясь, чтобы все в них было удобно и прилично. Потом он осмотрел два лагеря, раскинутые за городом, один для пехоты и другой для кавалерии.

Первый, заключавший внутри себя пустое место для ожидаемых прусских войск, был расположен по гребню огромной отлогости, господствовавшей над городом и всеми окрестностями.

Влево от оставленной пустоты находились палатки для государя и для прусского короля с их свитами, а внутри лагеря возвышался убранный орудиями и трофеями деревянный шатер, в котором находилась обширная зала для обедов; с устроенного над ним бельведера был очаровательный вид на лагерь и всю окружающую местность.

Государь сделал предварительный смотр войскам, в виде приготовления к тому, к которому ожидались прусский король и столько иностранных принцев и генералов. Потом он забавлялся учением конно-мусульманского полка, составленного из магометан, обитающих в Закавказском крае.

Эти воины, числом около 500, были богато одеты, по образцу персиян, в разноцветные одежды, что придавало им чуждый для остальной Европы вид азиатского войска. Разделившись на две партии, они начали нападать друг на друга с необыкновенною ловкостью и удалью, но постепенно до того разгорячились, что государь признал нужным положить конец их стычке и велел всем собраться вокруг их знамени.

Партия, находившаяся насупротив знамени, вообразив, что приказано его схватить, бросилась на него с такою стремительностью, что произошла очень серьезная сшибка; знаменщик, сбитый с лошади, вместе со своими товарищами совсем не в шутку защищал вверенную ему святыню; посыпались сабельные удары, с той и с другой стороны полилась кровь, и государь, кинувшись между сражавшихся, едва успел с нашею помощью разогнать и усмирить враждебные партии.

После того они прошли мимо государя церемониальным маршем, с криками «ура» и с видом величайшего самодовольства[337].