— Вон оно как, — удивился Шибанов, — нечасто приходится видеть, чтобы блатной еще и бизнесом занимался. Осудит тебя братва-то.

— В первую очередь я еврей.

— У меня же есть сведения, что ты с Закиром ходил в приятелях.

— Я не знаю, господин хороший, кто там тебе стучит, но если я с ним пару раз раздавил где-то в подворотне флакон бормотухи, это еще совсем не значит, что мы с ним по жизни кореша.

— Тебе как там, в хате, не тесно? — участливо поинтересовался капитан.

— Сокамерники не обижают? — В ответ Картавый лишь скривил губы. — Все ясно, — облегченно вздохнул Шибанов. — А то я ведь переживать уже начал, мало ли чего… Главное, чтобы компания теплая подобралась. Наверняка тебя там дожидаются, а тут я со своими глупыми вопросами пристаю, что и как?.. Видишь ли, любопытство меня заело. Я тебя, наверное, прервал. Во время интересной беседы сюда выдернул? Мне даже как-то неловко, — и, стиснув зубы, проговорил с откровенной угрозой:

— Возвращайся в камеру и крепко подумай, если не хочешь, чтобы мы на тебя два трупа повесили. Мне-то ведь все равно, кто убил. Самое главное, чтобы дело было раскрыто. Конвой! — выкрикнул Шибанов.

В дверях появился круглолицый прапорщик с махонькими колючими глазами.

Заключенные прозвали его Хомяк. Действительно, в нем было нечто хомячье: щеки большие, слегка отвислые, такое впечатление, что за каждой из них он таскал по полкило яровой пшеницы.

— Отведи моего гостя в камеру!

— Ты числишься в федеральном розыске, — негромко объявил Федосеев, посмотрев на Закира.

— Я знаю, — слегка кивнул Каримов. — Уже четвертый день. Об этом я узнал практически сразу, через час и пятнадцать минут.

— Быстро, — согласился Иван Степанович, бросив горстку семечек налетевшим воробьям.

— Зря, что ли, я своим «кротам» плачу такие деньги, пускай отрабатывают, — усмехнулся Закир.

Подельник пребывал в хорошем настроении, что было заметно за версту. И это раздражало. У самого Федосеева настроение было паршивое. Его опекали крепко, теперь он был уверен в этом. Едва ли не каждый день во дворе стояла неброская шестерка, за рулем которой сидел вихрастый парень лет двадцати пяти и с интересом провожал его взглядом. Все это можно было принять за бред его разгоряченного воображения, но машина не принадлежала никому из жильцов дома, да и прежде ее не было! Где-то за углом дома наверняка существовал второй пост, и парень, как говорится, сдавал его с рук на руки.

Несколько раз он замечал интерес к собственной персоне и на улице.

Словно бы невзначай. Дважды в разных концах города он заприметил одно и то же лицо. А это явный перебор на многомиллионный город.

Своими наблюдениями Федосеев решил не делиться с Закиром. В последние дни он стал необычайно нервным, не хватало вешать на него еще одну проблему.

— Ты знаешь, зачем я тебя вызвал? — спросил Федосеев, стараясь скрыть подступивший к горлу гнев.

Закир выглядел очень беспечным для человека, которого объявили в розыск. Уже едва ли не во всех пунктах милиции можно встретить его отпечатанную физиономию, а у него еще не пропало желание поглядывать по сторонам.

— Понятия не имею, — спокойно отвечал вор. Он вольготно откинулся, закинув руки на спинку скамейки: одна нога заброшена на другую, а ступня выписывает какие-то замысловатые окружности.

— Раз у тебя есть надежные источники среди ментов, тогда ты должен знать, что «вольты» выплыли, а по ним следакам несложно будет выйти и на нас.

— Ах, ты об этом, — отмахнулся Закир, — пустяки. У ментов против нас нет ни одной наколки.

— А ты думаешь, тебя просто так в федеральный розыск объявили? Ведь цепочка от «стволов» прямо в тебя упирается. Мерзоев-то в твоих приятелях ходил!

— Какой он мне приятель, — фыркнул Каримов, — обыкновенная шестерка. У меня на зоне полтора десятка таких было, не считая всякой пехоты.

Воробьи с надеждой смотрели на старика, который понемногу выгребал из кармана семечки и щедро скармливал их птицам. Странно, но воробьи его совсем не боялись. Еще минута подобного общения, и наглые птицы начнут топтаться на его голове.

— Говорил я тебе, не стоит брать «пушки»! Жадность тебя обуревает, Закир, а она, как известно, плохой советчик. С Картавым пусть люди переговорят, понять должен.

Закир горько поморщился:

— У тебя, Степаныч, все с головой в порядке или ты меня за лоха беспросветного держишь? Чтобы я от пятидесяти кусков отказался? Да ни за что! Я лучше положенный срок отмерю, а зато потом на волю королем выйду. А с Ленчиком уладим, не проблема. Так ты чего звал-то?

Иван Степанович выбросил последние семечки, тщательно отряхнув от них ладони.

— Парень этот, ну новенький наш… мне совсем не нравится. Надо бы с ним разобраться как-нибудь по-тихому.

— Грохнуть, что ли, его хочешь, Степаныч? Так и скажи, что тень на плетень наводишь. Мы ведь привычные.

Река Язвенка, слабо петляя, стремилась в сторону Шипиловского проспекта. Уголок совершенно безлюдный, одним словом, московская окраина. И если вдуматься, самое подходящее местечко для человека, который скрывается.

Где-нибудь на Якиманке Закир рисковал бы нарваться на бдительного стража порядка, который для выяснения личности спровадил бы его в ближайший милицейский участок. А здесь самыми надоедливыми можно считать стрекоз, которые стремительно летают над головой, едва не касаясь крыльями лица.

— Мне бы хотелось, чтобы это произошло очень аккуратно… Чтобы комар носа не подточил. Вариант с обезображенным трупом не подходит. Он просто должен исчезнуть, и все! Скажем, однажды ушел с работы и не вернулся…

— Хм… Ты нагружаешь меня, Батяня. В наших партнерских соглашениях такое дело не предусмотрено.

— Я заплачу, — быстро отозвался Федосеев.

— Ах вот как… Здесь есть над чем подумать.

— Вот и я предлагаю все обдумать, — голос Федосеева стал очень мягким.

— У меня есть за городом домик. Не хочу сказать, что это какие-то хоромы, но летом можно отдохнуть очень даже хорошо. В свободное время я туда выезжаю, копаюсь на грядке. Малина растет, клубника «виктория»… А что еще нужно для старого человека? Попьем с тобой водочки, обсудим наши текущие дела, да и тебе там можно будет переждать непогоду, а то того и гляди, за яйца сцапают.

— Ладно, принимается, — неожиданно легко согласился Закир, поднимаясь.

— Прощаться не будем, примета плохая, а в последнее время я стал очень суеверен, — махнув рукой, он ленивой походкой пошел прочь.

Откуда-то из кустов вышли два гладиатора и зашагали вслед за удаляющимся хозяином.