Шибанов щедро сыпанул две ложки, себе поскромнее — всего одну.

— Сколько сахара?

— Перебьюсь, начальник, — махнул сомкнутыми кистями Ленчик, — а то привыкну к сладкой жизни, отвыкать будет тяжеловато. Ты бы мне кипяточка, да покруче, чтобы нутро обжигало.

Григорий включил «Tefal», и чайник мгновенно зашипел, а когда внутри заклокотало, весело дзинькнул, отключившись.

Разлив кипяток по чашкам и дождавшись, когда Картавый сделает небольшой глоток и немного разомлеет, Шибанов спросил:

— Ну, так что? Колись!

— Я замочил вохровцев, — просто объявил Картавый, сделав такой же осторожный глоток, — обоих!

— Та-ак! — не удержался от возгласа Шибанов. — Ничего себе признаньице.

И с кем ты был?

— Трое нас было, но кто они такие, понятия не имею. Они меня в долю взяли. А расспрашивать в нашем деле не принято. Сами понимаете, за такое нечаянное любопытство могут и голову оторвать.

— Как они себя называли?

— Бугор и Дегтярь, — после некоторого раздумья произнес Картавый, как бы сдаваясь окончательно.

— Дегтярь — фамилия, что ли?

— Нет, погоняло.

— Ладно, рассказывай дальше, что там было? Как вы узнали, что там есть оружие?

Картавый сделал большой глоток, закатив глаза от удовольствия, и произнес мрачновато:

— Меня в это дело не вправляй, гражданин хороший…

— Послушай, что ты меня все «гражданин хороший» называешь? Обращайся Григорий Олегович, все-таки мне так привычней.

— Как скажешь… Григорий Олегович. Этот вопрос тебе бы Бугру задать.

Ему кто-то наколку дельную дал по поводу «стволов». А я всего лишь исполнитель.

Мне предложили в дело войти, ну я отказываться не стал. Кто же от таких денег рыло воротить станет? Ну, разве что полный чертила… Я к ним не отношусь. Но информацию ему дали верную. Я даже думаю, что это был кто-то из покойничков, а убрать Бугор мне их велел, потому что делиться не захотел. Иногда его одолевала какая-то необъяснимая жадность… Может быть, сухарик какой-нибудь найдется?

Как говорится, заодно бы и пообедал.

Григорий выдвинул ящик стола и достал из него пачку печенья, наполовину початую.

— Столько хватит?

— Мои любимые… овсяные, — с нежностью в голосе протянул Картавый.

Откусил половину, с хрустом зажевал. — Так о чем мы?.. Ах, да! Бугор все до мелочей продумал, мы всего лишь на подхвате были.

— Как проникли в помещение?

— Очень просто. Переоделись в форму вохровцев, подошли к двери и спокойно вошли. Шибанов похолодел:

— Дверь что, открытая была?

— Да.

Картавый, казалось, потерял всякий интерес к рассказу и сделал два небольших глотка кофе, заедая их печеньем. Шибанов терпеливо дожидался, пока наконец Картавый утолит голод, а когда последний кусочек был проглочен, он поторопил:

— Что же было дальше?

Глаза у Лени были пучеглазые, как у лягушки, выглядывающей из темно-зеленой вязкой жижи. Сейчас от удивления они округлились настолько, что казалось, не умещаются в орбитах:

— Ты меня, Григорий Олегович, удивил! А чего там еще дальше-то?

Пристрелили двух охранников. Потом нам попался какой-то старичок. Бугор стукнул его рукоятью по голове, чтобы не кричал, и еще связали его для верности.

— И все-таки давай поподробнее. Кто за кем шел, и вообще…

— Ясно дело, первым шел Бугор! И шел так, как будто бы в этом здании половину жизни проработал. Я так понимаю, у него скорее всего план здания имелся. Ну… «стволы» мы обнажили, зашли в одну комнату на первом этаже, а там один из вохровцев сидит. Я его и положил с одного раза. Он только дернуться успел. На втором этаже другой был…

— Ты его тоже пристрелил?

— Да, — неохотно отозвался Картавый. — Мы поднимаемся на второй этаж, где у них оружие лежало. Заглянули в комнату, а у телевизора охранник сидит и кайф получает от какой-то порнухи. Ну, я и его пристрелил. — Картавый неожиданно замолчал.

— Тебя за язык, что ли, тянуть, что дальше-то было? — раздраженно поторопил его Шибанов.

— А ты меня, Григорий Олегович, не грузи. Тут с мыслями собраться нужно. Я же тебе сказал, на всю катушку колоться буду. А чтобы слова мои в глотке не застревали, ты бы придумал что-нибудь. Кофейку бы, что ли, по второму разу организовал.

— Я вижу, что ты любишь, когда за тобой, как за барышней, ухаживают, — сдержанно съязвил капитан, включая чайник.

— И от печенья я бы не отказался. Овсяное! Понравилось, будет что вспомнить.

— Ладно, что с тобой сделаешь… Василий! — позвал Шибанов прапорщика и, когда тот вошел, сказал:

— Вот что, зайди к Николаичу в соседнюю комнату, возьми у него в долг пачку печенья, скажешь, что завтра верну.

Не сказав ни слова, прапорщик вышел и уже через минуту вернулся, протягивая капитану пачку печенья. Лицо беспристрастное, даже равнодушное, какое бывает только у солдата второго года службы, мечтающего о скором дембеле.

Капитан небрежно бросил пачку печенья на стол, и она, скользнув, успокоилась у самых пальцев Картавого.

Лицо Ленчика скривилось, он надорвал пачку и, вытащив одно печенье, констатировал:

— Недолюбливаешь ты бедного еврея, Григорий Олегович, а нам ведь и дальше с тобой дружить надо, чтобы…

— Ладно, оставим лирику, что там дальше было?

— А чего, собственно, рассказывать? — пожал плечами Картавый. — Машина у входа стояла, мы на ней и приехали.

— Какая?

— Обыкновенная. «Газель», для перевозок. Оружие мы аккуратненько перетащили в кузов, а потом затянули его брезентом.

— И вас никто не видел?

— Может, и видели, а нам, собственно, до них и дела не было никакого.

Бугор документы оформил. Как положено, на вывоз…

— Кто за рулем был?

— Бугор. Он махнул ксивой, и ворота распахнулись. — Леня Картавый съел второе печенье. Кофе был горячий и дышал жаром, а потому, оберегаясь, он отпивал напиток маленькими глотками, чтобы не обжечь глотку.

— Куда потом поехали? Где сгрузили оружие? — как можно спокойнее задал главный вопрос Григорий Шибанов.

— А вот этого я тебе, Григорий Олегович, сказать-то не могу, — поднял сцепленные кисти Картавый. — Бугор с Дегтярем дальше поехали, а меня через несколько километров высадили. Я там свою тачку оставил. Сел себе спокойненько и поехал дальше.

— Где он тебя высадил?