— Всё прошло великолепно. Боги не позволили такому пошевелиться, сказать слово — сегодня ничего не нарушило удовольствия Моего Величества. — Она наконец вошла в носилки, но опять высунулась, глядя на Сенмута блестящими глазами. — Это — последнее доказательство. Всё, что я сделала, было верно.

— Естественно, — мягко сказал он. — Моя дорогая, перестань волноваться.

Сенмут не волновался. В его жизнерадостном сознании не было места для волнения, он едва слышал, что говорила его драгоценная царица. Когда носилки Хатшепсут отбыли, его глаза и мысли возвратились к свежеосвящённому песчаному прямоугольнику, ограниченному кольями и шнуром. Там, на этом пятачке, стояло заброшенное святилище из сырого кирпича, в котором когда-то давным-давно честолюбивая трущобная крыса, влившая в себя чересчур много вина, опрометчиво поцеловала дочь Солнца. Там, на этом пятачке, должен был вырасти прекраснейший на земле храм, построенный той же самой трущобной крысой, которая теперь сильно изменилась и решила запечатлеть для вечности самую удачную из своих ошибок.

Сознание Сенмута было опьянено, он забыл обо всех заботах. Его самые невероятные амбиции воплощались.

Но в тот же день вечером, пока на улицах Фив продолжал гудеть праздник Натяжения Бечевы, он в одиночку возвратился в песчаный залив в скалах и долго расхаживал там, снова и снова вымеряя шагами расстояния, отходя назад, чтобы представить себе колонны, возвышающиеся на фоне утёсов, и задумчиво глядя на шнур. Когда жрец в конце концов направился в город, на его хмуром лице застыло выражение неудовлетворённости, тяжёлые брови насупились.

Ограниченный шнуром прямоугольник песка начал казаться слишком маленьким для образа, сложившегося в его представлениях.

Уже через месяц после Натяжения Бечевы форма и размер котлована, отрытого для храма Ма-ке-Ра, казались никак не связанными с торжественно заложенными контурами фундамента. Незаметно для народа план будущего сооружения изменился, его размеры увеличились, ось храма оказалась ориентированной на восток вместо юго-востока, но это не сопровождалось ни фанфарами, ни ликованием. Заверения в доброй воле богов были, так или иначе, получены; всем стало ясно, что Хатшепсут — любимица Амона. Что касается огромных дополнительных расходов, которых требовали произведённые изменения, то эту задачу можно было спокойно и просто решить с помощью ужесточения налогов.

К этому народное внимание тоже не привлекалось.

Зимой облака пыли, постоянно вздымавшиеся у подножия утёсов, стали так же привычны фиванцам, как и непотревоженные пески, лежавшие на этом месте прежде, а их любопытство стали занимать другие вещи. Прежде всего загадка пяти больших судов: законченные постройкой, они покачивались на швартовах во всём блеске яркой новой краски. Для чего они предназначались? Куда должны были плыть? И почему не плыли?

К исходу зимы эта тайна также получила разрешение. Однажды из дельты прибыл гонец с сообщением для царицы. На следующий день у пяти судов закопошились носильщики, поднимавшие на борт торговые товары и провизию для длительного плавания. На третий день дворцовые писцы вновь рассыпались по улицам Фив со свитками царских воззваний. В это время Сенмут стоял перед придворными, собранными в Тронном зале, и разворачивал точно такой же свиток.

— Молчание... молчание... молчание... молчание...

На рынках гончары остановили свои колеса, домохозяйки перестали шнырять по прилавкам, ювелиры положили свои молоточки.

— Его Величество Ма-ке-Ра говорит моим ртом... — Рехми-ра шагнул в коридор, проходивший вдоль Тронного зала, обнаружил, что он пуст, прошёл на другую сторону и приложил ухо к стене.

Мрачный, с твёрдо сжатым ртом Тот неохотно присоединился к нему, говоря про себя, что совершенно не хотел слушать, что его всё это не интересует.

— Приказание, которое отдаётся с трона, есть божественная непреложная истина...

Амену, проезжавший перекрёсток во влекомой лошадьми колеснице, бросил поводья ближайшему из уличных мальчишек и присоединился к толпе вокруг писца.

— ...Изречено, что пути в Пунт должны быть найдены, что дороги к террасам, где произрастают мирровые деревья, должны быть проложены.

Пунт! Когда значение сказанного стало доходить до народа, по всему городу загудели голоса, люди недоверчиво выпучили глаза. Она посылала эти суда в Пунт?

— ...Глас отца моего Амона звучал, говоря такие слова: «Приветствую мою любимую дочь! Ты есть царь, Хатшепсут. Я дал тебе все земли и все страны, и ещё я дал тебе весь Пунт. Воззри пред днём твоей славы, ибо никто доселе не ступал на террасы, миррой поросшие, и не ведали люди, где они суть... Пунт был ведом, как изо рта единого в ухо некое словеса канут, и рот другой слова повторит, и так дошла сия весть от предков...»

— Изо рта в ухо... — в волнении прошептал в Тронном зале побледневший от ужаса Футайи своему другу Инени. — Больше никто о нём ничего не слышал и никогда не услышит! Эта земля — всего-навсего сказка. Ради нежного имени Хатор, не может же она говорить всё это серьёзно...

Он метнул отчаянный взгляд в сторону трона, где изящно и прямо сидела Хатшепсут со счастливой улыбкой удачи на губах и безмятежной уверенностью в глазах.

— «...чудеса, добытые от той далёкой земли, — продолжали мириады писцов, — под рукой наших предков, царей Нижнего Египта, приносились от одного к другому как воздаяние за уплаты многие...»

Охваченный чрезвычайным изумлением, Тот медленно повернулся и встретил взгляд Рехми-ра. Внезапно он вспомнил давний полдень и голоса Нехси и Хатшепсут, обсуждавших недостаток мирры. Неужели она ещё тогда задумала всё это? Но это безумие, совершенное безумие.

— «...Но посланцам моим довлеет достичь её. Я поведу их на воде и на земле, сыщут они недоступные каналы и досягнут террас, где мирровые деревья прозябают в красоте. Сие есть славнейшая из земель в славной Стране Богов, сие место радости моей». Таково было слово отца моего Амона к Моему Величеству».

Во внутреннем дворе храма писец сделал паузу, чтобы откашляться, и Хапусенеб, как всегда спокойно и невозмутимо стоявший на ступенях, облизал пересохшие губы.

— «Я построила суда, чтобы плыть в этот путь. Я выбрала князя Нехси, достойнейшего в Обеих Землях, чтобы командовал он ими в плавании к террасам, поросшим мирровыми деревьями, через канал, рукой Моего Величества прорытый к Великому Красному морю. С сего дня надлежит Хапусенебу, Верховному жрецу Амона, служить мне царским кравчим и отправлять все обязанности визиря Земли Египетской».

Как только писцы закончили чтение и скатали свои папирусы, по всем Фивам поднялся шум. Смена визиря и поход в Пунт — и об обоих событиях сообщается в одном и том же воззвании! Люди не успевали выговаривать слова. Около пяти новых кораблей собирались толпы удивлённых зевак. Эти самые корабли поплывут в сказочную страну? Такую далёкую, такую неведомую... А разве это не просто сказка? А может быть, эти прекрасные крепкие корабли не вернутся обратно? А может быть, даже Ма-ке-Ра не в силах совершить это чудо?