Состояние здоровья Нестора Ивановича продолжало ухудшаться, не помогла и проведённая в июне операция. Г. Кузьменко так описывает последний день жизни Махно: «Муж лежал в постели бледный, с полузакрытыми глазами, с распухшими руками, отгороженный от остальных большой ширмой. У него было несколько товарищей, которым, несмотря на поздний час, разрешили здесь присутствовать. Я поцеловала Нестора в щёку. Он открыл глаза и, обращаясь к дочери, слабым голосом произнёс: «Оставайся, доченька, здоровой и счастливой». Потом закрыл глаза и сказал: «Извините меня, друзья, я очень устал, хочу уснуть…» Пришла дежурная сестра, спросила его: «Как чувствуете себя?» На что он ответил: «Принесите кислородную подушку…» Сестра принесла ему кислородную подушку. С трудом, дрожащими руками, он вставил себе в рот трубочку кислородной подушки и сестра попросила нас всех удалиться и прийти завтра утром.

На следующий день, когда мы зашли в палату, то увидели, что кровать, на которой лежал муж, была пуста и ширмы не было. Один из соседей — больных сказал, что сегодня утром около 6 часов муж перестал дышать. Пришла сестра, закрыла лицо простыней и вскоре его вынесли в мертвецкую. Это было 6 июля 1934 г.»[893] Впрочем, международная анархистская пресса сообщила о смерти Махно 25 июля. Возможно, годы спустя жена ошиблась.

Прах Нестора Ивановича Махно был похоронен на кладбище Пер-Лашез рядом с могилами парижских коммунаров. Коммунары были первыми, кто пытался воплотить на практике идеи Прудона и Бакунина. Они продержались только 72 дня и были разгромлены. Махно оказался более удачлив. Но и его попытка построить общество без угнетения и деспотизма оказалась неудачной. Для «эксперимента» Нестор Иванович получил от судьбы только 3 шанса по несколько месяцев каждый. Остальное время — кочевая жизнь, жестокая партизанская война. Но через два года после смерти Махно его «рекорд анархического строительства» был превзойдён в Испании. Чёрное знамя анархии, выпавшее из рук Махно, снова будет развиваться рядом с красным и республиканским знамёнами — вопреки предупреждениям батьки и в соответствии с опытом Махновского движения, в соответствии с самой логикой борьбы против угнетения и эксплуатации.

Трудно представить себе, как бы сложилась история России, Украины, а может быть и мира, если бы Нестор Махно всё-таки был бы казнён в 1910 г. Исторические развилки иногда зависят от таких обстоятельств. Нет талантливого вождя — нет и революционной армии. В тылу Деникина не разворачивается махновская «республика», не разрушает коммуникации, не оттягивает на себя войска. Белая армия врывается в Москву. Рассыпается большевистский режим. Но лучше ли другая власть — диктатура настроенной на месть белой элиты? Но без того же Махно военно-коммунистическая машина большевиков работала бы более слаженно, и, кто знает, ворвалась бы в Центральную Европу уже в 1919 году. А Новая экономическая политика 1921–1929 гг., многому научившая мир? Пошли бы на неё большевики, если бы не успехи махновских и других повстанцев, если бы не Кронштадтское восстание, отчасти также вдохновлённое махновским опытом? Да что Кронштадт — бойцы-антифашисты во время гражданской войны в Испании тоже повторяли имя Махно, готовясь к атаке. Махно уже умер, а его опыт вдохновлял людей на сопротивление тоталитаризму, расползавшемуся по Европе.