Шрифт:
Интервал:
Закладка:
69
Все совпадения в изложениях Юсупова (Юсупов Ф. Ф. Конец Распутина. Париж, 1927), Пуришкевича (Пуришкевич В. М. Дневник Владимира Пуришкевича. Смерть Распутина. Киев, 1918) и Лазаверта («The Assossiation on Rasputin», Source Records of the Great War, Stanislaus Lazovert, Vol. V, ed. Charles F. Horne (National Alumni, 1923) напоминают классический прием участников преступления. После того, как дело сделано, надо позаботиться об общей версии событий. Вроде бы основные моменты выглядят одинаково, но когда речь заходит о мелких деталях, во всей картине появляются маленькие трещинки, потому что обо всем просто невозможно договориться заранее, а согласованная общая версия сразу начинает расползаться по швам. Все три рассмотренных свидетельства одинаково лживы, одинаково служат личным интересам и амбициям авторов и одинаково расходятся с показаниями свидетелей и материалами вскрытия. […] Нет оснований сомневаться в том, что после полуночи Юсупов заехал за Распутиным домой и кто-то, может быть, и Лазаверт, отвез их обоих в Юсуповский дворец. Машина с брезентовым верхом, которую называли то серой, то цвета хаки, скорее всего, принадлежала Пуришкевичу. Что касается дальнейших событий, то о них притянутые за уши свидетельства Юсупова и его служителей говорят столь же мало правды, сколь и воспоминания Пуришкевича. Можно поверить, что Распутину предложили отравленные пирожные и вино, однако профессор Косоротов, производивший вскрытие, не обнаружил «никаких следов отравления». […] Неправдоподобно, что два смертельных выстрела сразили Распутина среди ночи. Согласно протоколу вскрытия, «жертва должна была быстро ослабеть от большой потери крови при ранении в печень (выстрел № 1) и ранении в почку (выстрел № 2). Смерть неминуемо должна была наступить в течение десяти — двадцати минут». Новые выстрелы раздались несколько часов спустя, и их слышал весь полицейский участок, примерно через час после смены в шесть часов утра. […] Как бы то ни было, но протокол вскрытия отмечает жестокие раны от массированного физического воздействия: «На левом боку зияющая резаная рана, нанесенная острым предметом или шпорой. Правый глаз выпал из орбиты и вытек на лицо. В углу правого глаза порвана кожа. Правое ухо частично оторвано. На лице и на теле жертвы имеются признаки побоев некоторым гибким, но твердым предметом. Гениталии расплющены тем же предметом». В 1993 году медицинская бригада под руководством ведущего российского судебно-медицинского эксперта, доктора наук Владимира Жарова проводила анализ материалов вскрытия. В своем заключении (которое никогда не было предано гласности, но оказалось в распоряжении автора этих строк) эксперты пришли к общему заключению: «Механические повреждения (кроме пулевых ранений) в области головы нанесены тяжелыми тупыми предметами. Такие травмы не могут явиться следствием удара тела об опору моста, когда оно было сброшено в воду». Более того, комиссия Жарова выявила ранения, не упоминавшиеся в протоколе вскрытия. Такие, как расплющенный и деформированный нос и различные «резаные раны неправильной формы». Одна из таких резаных ран в форме русской буквы «Г», четвертой буквы кириллицы, нанесенная предположительно саблей или ножом, осталась на правой челюсти жертвы. Объяснить это можно, скорее всего, тем, что до того, как Распутин был застрелен, он подвергся зверскому избиению группой лиц, одно из которых было вооружено резиновой гантелей. Жаров и его коллеги определили, что «проникающее ранение» в левом боку могло быть нанесено тесаком или кинжалом. […] Согласно протоколу вскрытия, два выстрела были сделаны с расстояния двадцать сантиметров, а третий — из пистолета, приставленного прямо ко лбу жертвы. […] Протокол вскрытия определяет, что утренние выстрелы с «короткими интервалами» сделаны из различного оружия. Это заключение подтверждается выводами доктора Захарова от 1993 года. В своем интервью обзорной программе «Би-Би-Си» в 2004 году Захаров рассказал, что исследование входных пулевых отверстий под микроскопом выявило различия в диаметрах. По протоколу выходит, что выстрел в грудь произведен, скорее всего, из 6,35-мм «Браунинга», которым пользовались Юсупов и Дмитрий Павлович. Рана в правом боку несколько больше. Возможно, это работа 7,65-мм «Соважа» Пуришкевича. Как следует из протокола, эти две раны нанесены с расстояния 20 см, когда жертва стояла на ногах. Одна пуля «вошла в левую часть груди, прошла сквозь желудок и поразила печень», а вторая «вошла в правый бок и пронзила почки». Если бы эти выстрелы были сделаны почти одновременно, то стрелявшие могли через тело Распутина задеть друг друга. […] Протокол вскрытия утверждает, что третий выстрел, вызвавший немедленную смерть, был произведен в упор по лежавшей жертве. Наиболее вероятным мне кажется сценарий, согласно которому заговорщики, дважды поразив Распутина, завернули его в кусок материи и понесли к ожидавшей машине. Это предположение подтверждается полицейскими фотографиями, запечатлевшими кровавую дорожку от подъезда через двор. Если бы Распутин, как утверждали Юсупов и Пуришкевич, сам бежал вдоль забора, сплошной кровавой линии не получилось бы. Когда убийцы приблизились к калитке, судорожное движение или стон агонизировавшей жертвы заставил их остановиться. Они опустили свою ношу, и кто-то, достав пистолет иного калибра, чем оба предыдущих, поставил последнюю точку в повести жизни Распутина. Именно третий выстрел наиболее важен в идентификации убийцы. Профессор Деррик Паундер, комментируя баллистическую экспертизу, отметил: «Входное пулевое отверстие по центру лба представляет собой рваную рану с расходящимися трещинами в местах разрывов. Наличие рваных краев позволяет предположить, что пуля в момент входа увеличилась в диаметре. […] Собственно входное отверстие равно шести миллиметрам в диаметре, а рваная рана вокруг — от двенадцати до пятнадцати. Такую рану может оставить только большая безоболочная пуля». В начале Первой мировой войны во всех воюющих армиях, в том числе и в русской, использовались только пули с твердой оболочкой, которая предохраняла свинец от расплющивания при попадании. Использование безоболочных пуль строго ограничивалось Гаагской конференцией 1899 года и строжайше запрещалось конвенцией 1907 года. Тем не менее, исключительно в британской армии на вооружении офицерского корпуса состояли 0,455-дюймовые (11,56 мм) револьверы системы «Вэблей» под патрон с безоболочной пулей на том основании, что поражающий эффект данного оружия конвенции не противоречит. Анализируя, какое оружие могло использовался для убийства Распутина, и основываясь на баллистической экспертизе, профессор Паундер заключил: «Наиболее вероятно использование револьвера „Вэблей“… стрелявшего безоболочными пулями, тогда как другое оружие заговорщиков (Дмитрия Павловича, Пуришкевича и Юсупова) было рассчитано на пули с оболочкой. Только „Вэблей“ с его безоболочными пулями мог оставить рваную рану вокруг входного отверстия». В 1993 году доктор Жаров поддержал мнение профессора Косоротова, что третья пуля прошила голову насквозь и вышла сзади… […] Команда доктора Жарова