— Черт, какая же я страшила.

— Вовсе нет. — Айша говорила искренне. Рози просто не могла выглядеть ужасно. Она была красавицей. Всегда. Лицо, как у феи, колдовские голубые глаза, почти прозрачная кожа. Рози была безупречна.

— Да. — У Рози задрожали губы, но затем она резко втянула в себя воздух. — Не бойся, плакать я не буду, — заявила она. — Перед тобой плакать не собираюсь.

Было тяжело смотреть, как ее подруга сходит с ума от горя, обиды и изумления. Лучше б Рози отдалилась от нее.

— Прости, дорогая. Но я должна пойти — ради Гектора.

Рози смотрела на нее. Глаза сухие, во взгляде презрение, порицание.

— Должна ли?

— Конечно.

— Знаешь, что я сказала Хьюго после суда? — Рози сжала кулаки. — Сказала, что того плохого дядю, который его ударил, посадили в тюрьму. А судья заявила, что люди, которые обижают детей, самые последние негодяи на свете. — Рози повысила голос. — Дерьмо собачье. — Полная женщина за соседним столиком, с двойным подбородком, холодными глазами, как у школьной директрисы, и аккуратной старушечьей прической, неодобрительно покачала головой. — Как ты можешь разговаривать с этой тварью?

Айша пожалела, что не последовала совету Анук. Ей и раньше доводилось видеть Рози в гневе. Та всегда вспыхивала неожиданно, как огонь, жалила больно, как кобра. Но прежде Рози никогда не гневалась на нее, никогда не изливала на нее свою беспощадную ярость.

Ей оставалось только повторять про себя: это ее единственное средство защиты.

— Я должна пойти ради Гектора.

— Твой Гектор всегда был недоноском.

Какое безобразное, гадкое слово. Оно ошарашило ее, как удар по голове. Она даже рта не могла раскрыть, чтобы ответить.

— Он еще хуже Гарри. Заносчивая тварь. Зануда… — Рози заплакала, но Айша была уверена, что она получает удовольствие от своих истеричных воплей. — Он настроил против нас Шамиру и Билала, он всех настроил против нас, и тебя тоже. — Слезы ручьем лились по ее лицу, капая на стол. Айша коснулась руки подруги, но та отдернула ее, будто ужаленная.

— Прости, Рози.

Она хотела защитить Гектора, хотела сказать подруге, что ее муж не испытывает к ней ненависти, что он не желает зла ни ей, ни Гэри, ни Хьюго. Но ей что-то мешало. А так ли это? Да, Гектор заносчив, Гектор ревниво относился к ее дружбе с Рози с первых дней их знакомства. Что она разрушает? Айша вновь попыталась взять Рози за руку. Нет, она не может потерять свое прошлое и настоящее, свои воспоминания.

— Поверь, мне очень жаль. — На этот раз Рози не отдернула своей руки. Пальцы у нее были холодные. Айша стиснула их.

— Не ходи к ним. — Рози смягчилась. Злость исчезла из ее голоса, лицо больше не дышало испепеляющей ненавистью. — Если ты переступишь порог дома этого человека, я тебя никогда не прощу.

Казалось, вокруг все отступило на второй план, она видела только лицо Рози, ее требовательный взгляд. Она жалела, что приняла на ночь снотворное. В голове, перед глазами все расплывалось, будто в густом удушающем тумане.

— Но я обещала Гектору.

Рози отшвырнула руку Айши.

— Плевать мне на твои обещания, — крикнула она.

Теперь все, кто был в кафе, повернули головы в их сторону. Все смотрели на них. Айша уткнулась взглядом в свою почти пустую кофейную чашку. У нее было такое чувство, будто ее раздели догола и выставили на всеобщее обозрение. Она быстро оправилась от унижения, глянула на подругу. Та смотрела на нее немигающим гневным взглядом. Айша оказалась перед выбором. Она хотела одного — утешить подругу, расставить все по своим местам, вернуть все то, что было всегда. Она могла бы это сделать. Могла бы взять назад свое обещание, данное Гектору. После возвращения из Азии она поняла, что с ним ее ждет неопределенное будущее. А Рози, ее друзья — они олицетворяли жизнь и молодость, и, конечно, они были частью ее «я», частью того, что она собой представляла. Она могла бы предать Гектора и выбрать другую жизнь. Айша чувствовала, как в ней нарастает возбуждение. Это была бы другая жизнь в другом мире, с Артом, в другой стране, в другом городе, новый дом, новое место работы. Она создала бы для себя новую оболочку, новое прошлое, новое будущее. Она могла бы сотворить новую Айшу. Это было возможно, Рози предоставила ей шанс. Нужно было только произнести надлежащие слова. И она их произнесет. Непременно.

С одного из соседних столиков до нее донесся детский голосок. Маленькая девочка спрашивала отца — это был долговязый мужчина в джинсовом костюме, с седоватой козлиной бородкой, степенный, ничем не примечательный человек, читавший «Гардиан уикли», — приглушенным испуганным голоском, напомнившем ей Мелиссу: «Папа, а почему та тетя плачет?»

Это она про меня.

Айша не могла заставить себя произнести те слова. Рози ждала.

— Прости, — промолвила Айша невыразительным, неубедительным тоном. Потом, со страстью в голосе, добавила: — Я навещу Сэнди. Я обещала мужу. — Она устремила на Рози умоляющий взгляд: — Лапочка, забудь это, все уже в прошлом.

Рози была потрясена, смотрела на нее так, будто Айша дала ей пощечину. Сморгнув вновь выступившие на глазах слезы, она поднялась из-за стола, покопавшись в кошельке, достала десятку, бросила ее на стол. Айша порывалась заставить Рози забрать деньги, но воздержалась.

— Будь ты проклята, — крикнула Рози. — И ты, и твой недоносок муж, и твои дети, и все ваше чудненькое сволочное семейство. Я вас всех ненавижу.

Салфеткой вытирая со щеки брызги слюны Рози, Айша смотрела, как та вылетела на улицу.

К ней склонилась пожилая женщина:

— С вами все хорошо?

— Да, спасибо, — кивнула Айша.

На самом деле все ее существо переполняли самые невероятные впечатления и ощущения. Солнечный свет казался нестерпимо ярким. Квинз-парейд утопала в неестественно ослепительном сиянии. Сама она чувствовала себя обессиленной, выдохшейся, будто ее били и колотили несколько часов подряд. А еще она испытывала блаженство. Пьянящее облегчение.

Айша не отправилась сразу домой. Она приехала на работу, включила свет в клинике, запустила компьютер. Ожидая, пока компьютер загрузится, прошла в процедурную. Клетки были чисто убраны, все застелены газетами и свежими полотенцами. Пол тоже блестел. Должно быть, Конни или Трейси по окончании субботнего приема сделали влажную уборку помещения. Айша села на табурет и устремила взгляд на одну из капельниц. Она придумала одну игру, которую порой — не только когда была в смятении или в печали — вела сама с собой. Это был хороший способ успокоить нервы. Она представляла, как покончит с собой, если возникнет необходимость. Вот она входит в процедурную, набирает в шестидесятимиллиграммовый шприц летобарб. Вводит жидкое анестезирующее средство зеленого цвета в мешочек с соляным раствором, прикрепляет его к капельнице. Ставит каплемер на максимальную скорость. Потом вводит катетер в вену, вероятно на левой руке, и подсоединяет себя к капельнице. Изумрудная смерть. Она засыпает, она умирает. Айша до сих пор считала, что это самый гуманный способ умерщвления животных. А разве человек не животное? Она насмотрелась на смерть, ее работа со смертью связана в той же мере, что и с жизнью, и она не романтизировала страдания. Она знала, что всегда есть способ уйти из жизни, и это ее успокаивало. Она вышла из темной процедурной в кабинет.