– Я просто подумал, что можно было бы воспользоваться единственным в жизни случаем и увидеть живые легенды…

Дин зашагал по Бродвею, а Сэм за ним, держась чуть позади. Затем они свернули направо, на 55-ю улицу. Кажется, Дин точно знал, куда идти, – он перешел дорогу, лавируя между машинами, и Сэм порадовался, что в пятидесятых не штрафуют за переход улицы в неположенном месте.

Дин толкнул дверь гастрономического магазина «Карнеги», и Сэм покорно вошел следом, понимая, что бороться с аппетитом брата бессмысленно. Они выбрали кабинку с видом на 7-ю авеню. Дину даже в меню смотреть не пришлось: это было единственное в мире место, где подавали его самое любимое после чизбургера с беконом блюдо. Около столика появилась официантка в пышной розовой юбке и белом переднике.

– Что вам предложить, джентльмены? – спросила она с сильным нью-йоркским акцентом.

Дин улыбнулся впервые за весь день:

– Мне, пожалуйста, копченую говядину на ржаном хлебе с двойной горчицей, картофельный салат и рутбир[142].

Сэм покачал головой. Ничего не делает Дина таким счастливым, как еда. Он оторвался от меню:

– Я буду рубен[143] с индейкой и русской приправой[144] и капустный салат.

Официантка кивнула и записала заказ в блокноте.

– Скоро будет готово, – улыбнулась она.

Когда официантка отошла, Дин посмотрел на брата:

– Ладно, капитан, какой у нас план?

Сэм раздумывал над следующим шагом, но пока никакие удачные идеи в голову не приходили. Они очень мало знали о «Свитке Войны» – только то, что в 2010 году удалось обнаружить в интернете. Первого июля, как раз через пять дней, в отеле «Уолдорф-Астория» состоится закрытый аукцион. Но как туда попасть?

– Ну, можно попытаться устроиться в отель на работу, – предложил Сэм. – Если будем там работать, не привлечем к себе внимания.

Дин пожал плечами. Обычно они не устраивались на работу по-настоящему, чаще притворялись федеральными агентами, священниками, инспекторами Центра контроля заболеваний… Работать по-настоящему было не в их стиле. Однако, учитывая обстоятельства, выбора не было. Они слишком мало знали об этом времени, чтобы прикидываться представителями властей.

Принесли бутерброды – здоровенные куски мяса на свежем хлебе. Дин был просто счастлив. С бутербродами он разделался за пару минут. Потом взглянул на счет и достал из кармана десятку. Выходя из магазина, братья прошли мимо молоденькой официантки.

– Спасибо! – широко улыбнулся Дин.

Она скромно пропела в ответ:

– Это вам спасибо!

Дин открыл дверь и самодовольно улыбнулся Сэму:

– Похоже, Бетти Дрейпер[145] на меня запала.

Сэм ответил с точно такой же улыбкой:

– Похоже, пора уносить ноги.

Дин вопросительно взглянул на него. А потом они услышали за спиной громкий крик:

– Задержите тех мужчин!

Они оглянулись: официантка размахивала десяткой, которой расплатился Дин. Это были десять долларов из двадцать первого века.

Сэм бросился бежать, Дин за ним. Они проскочили забитый машинами перекресток, едва не вызвав несколько аварий, а спустя несколько секунд как ни в чем не бывало шагали по 54-й улице.

– В «Уолдорф»? – предложил Дин.

– Да, наверное, – отозвался Сэм.

Он достал телефон, чтобы поискать в «Гугле» адрес отеля, но на экране появилась лишь мешанина из пикселей. Дело было не только в том, что в пятидесятых нельзя было поймать сигнал, сам телефон оказался поврежден. «То ли это из-за скачка во времени, то ли сломался при падении», – подумал Сэм и быстро спрятал телефон в карман, чтобы не привлекать внимание предметом, которого в то время просто не могло существовать.

– Эй, сколько времени? – спросил Дин.

– Не знаю, телефон не работает.

– Ага, мой тоже. Не включается.

Сэм заслонил ладонью глаза и посмотрел на солнце:

– Примерно час до заката. Я тут подумал, давай найдем местечко, чтобы поспать. Не знаю, то ли это из-за перемещения во времени, то ли из-за заварушки в закусочной, но…

– Но малютка Сэмми хочет бай-бай? – поддразнил Дин.

– На себя посмотри, – огрызнулся Сэм. – У тебя синяки под глазами больше глаз.

– А кто виноват? Может, это всё из-за тебя?

Продолжая переругиваться, они дошли до Виллард Хауз, квартала довоенной застройки. На одном из домов была вывеска «Свободные номера», и Сэм решил, что это то, что им нужно. Они вошли в дом, поднялись в квартиру 3Е. На звонок открыла старушка и повела их в другой конец коридора. Очевидно, эта квартира когда-то была частью пентхауса, но потом его разделили стеной, и получилось небольшое помещение с кухонным уголком, спальней и примыкающей к ней гостиной. Проведя немало лет в дешевых мотелях и на заднем сиденье «Импалы», Винчестеры не отличались привередливостью. Денег у них не было (во всяком случае, тех, что были в ходу в 1950-е), и Дин спросил, нельзя ли внести плату в конце недели. Старушка согласилась и только спросила, как их зовут. Винчестеры как всегда назвались чужими именами. Дин так устал, что даже не вспомнил, у какой группы они их позаимствовали.

И тут выяснилось, что в квартире кое-чего не хватает, а именно – второй кровати.

– Наверное, надо было сразу остановиться в «Уолдорфе»… – проворчал Дин.

– Думаешь, они бы позволили расплатиться в конце недели, гений? – отозвался Сэм.

Не дожидаясь ответа, он ушел в ванную комнату. Залез в стоящую на львиных лапах ванну, сунул под голову куртку. Ванна была слишком короткой, но Сэму было всё равно.

Через минуту он уже спал.

Жизнь Барни Дойлу испортили обстоятельства. Большинство его ровесников учились водить машину, бегали на свидания и развлекались, но Барни ничего этого не мог. Мать заболела, и ему в пятнадцать лет пришлось найти работу и заботиться о матери. В их доме в Квинсе, в Бризи-Пойнт, кроме Барни и его матери, никого не осталось. Отец умер три года назад, так что, когда дядя Джеймс сообщил, что в «Уолдорф-Астории» появилось место охранника, мать Барни решила, что это знак свыше. Она была католичкой и решила, что слова брата – ответ на ее молитвы.