Но это не входило в английские планы. Сэр Джон Френч, Мюррей и даже Уилсон, когда-то ярый сторонник французского плана, были поражены неожиданной опасностью, надвигавшейся на БЭК. На них наступал не один германский корпус и не два, а целых четыре. Отходившая полностью армия Ланрезака открывала правый фланг англичан; французское наступление провалилось. После подобных ударов судьбы, последовавших сразу после первого контакта с противником, Френч, не долго думая, решил, что кампания проиграна. Его единственной целью было спасти экспедиционные силы, в которые входили едва ли не все английские солдаты и офицеры, прошедшие обучение. Он боялся, что его обойдут либо слева, либо справа — через разрыв, образовавшийся между ним и Ланрезаком. Следуя приказу Китченера не рисковать армией, Френч не думал ни о чем другом, кроме как о выводе своих войск из опасной зоны. Пока его войска отступали к Ле-Като, главнокомандующий и его штаб 25 августа перебрались на двадцать шесть миль дальше в тыл, к Сен-Кантену на Сомме.

Английские солдаты, гордившиеся своими действиями у Монса, с горечью воспринимали постоянное отступление. Желание их командующего избежать обходного маневра фон Клука было настолько велико, что он не давал войскам передышки. Солдаты брели под палящим солнцем, страдая от недоедания и недосыпания, стоя засыпали на привалах. Корпус Смит-Дорриена с самого начала отступления из-под Монса вел арьергардные бои, и, хотя Клуку удавалось обстреливать отступавших англичан из тяжелых орудий, догнать их немцам не удавалось.

Считая англичан поднаторевшими в военном искусстве главным образом «благодаря опыту в их малых войнах», немецкие солдаты чувствовали себя обманутыми: они были все равно что английские «красномундирники», безуспешно сражающиеся против Итана Аллена и его «парней с Зеленых гор». Немцы беспрестанно жаловались, что англичане «прекрасно знают все секреты войны» и на второй день, как и в сражении под Монсом, «опять бесследно исчезли».

Под давлением противника некоторые английские части вынуждены были отступать в непредвиденных направлениях. Пытаясь снабдить их продовольствием, генерал Робертсон, главный интендант, выслужившийся из рядовых, приказал, чтобы припасы для них складывались у перекрестков. Некоторые так и остались там. Донесения об этих складах продовольствия утвердили германский генеральный штаб во мнении, что противник беспорядочно отступает.

Когда к вечеру 25 августа англичане достигли Ле-Като, ближайший корпус Ланрезака вышел на свой рубеж на одном уровне с ними. Сэр Джон, однако, считая, что «опрометчивое» отступление Ланрезака предало его и тот находится южнее, был настроен больше на него не полагаться. Ланрезак больше, чем враг, казался ему причиной всех неудач, и, сообщая Китченеру о нежелании своих войск отступать, он писал: «Я объясню им, что причина этого — действия наших союзников». Он отдал приказ продолжать на следующий день отступление к Сен-Кантену и Нуайону. У Сен-Кантена, находящегося в 70 милях от Парижа, дорожные указатели уже сообщали расстояние до столицы.

Во второй половине дня 25 августа, когда Смит-Дорриен прибыл в Ле-Като несколькими часами раньше своих войск и начал разыскивать главнокомандующего, выяснилось, что Френч уже уехал и оставался пока только сэр Арчибальд Мюррей, трудолюбивый начальник его штаба. Обычно спокойный, уравновешенный и внимательный, прямая противоположность своему начальнику, он являлся хорошим дополнением Френчу, когда тот находился в агрессивно-возбужденном состоянии, но поскольку по натуре Мюррей был человеком осторожным и пессимистичным, его настрой постоянно передавался Френчу. Усталый от перенапряжения и объемов работы, Мюррей ничего не мог сообщить Смит-Дорриену о местонахождении корпуса Хейга, который в ту ночь должен был разместиться в Ландреси, в двенадцати милях восточнее Ле-Като.

Когда войска Хейга входили в Ландреси, они столкнулись на дороге с воинской частью, солдаты которой были одеты во французскую форму, а ответивший англичанам офицер заговорил по-французски. Неожиданно они «без всякого предупреждения бросились в штыки». Оказалось, что это были солдаты IV корпуса фон Клука, намеревавшиеся, как и англичане, провести ночь в Ландреси. В последовавшей стычке с каждой стороны участвовало по два полка и по артиллерийской батарее, но Хейг из-за постоянного напряжения и темноты решил, что отражает «мощную атаку», и телефонировал в штаб, прося «прислать помощь… Положение критическое».

Когда подобное донесение было получено от хладнокровного Хейга, Френчу и его штабу ничего другого не оставалось, как предположить, что I корпус находился в чрезвычайной опасности. Мюррей, присоединившийся к главному штабу в Сен-Кантене, потерял от шока сознание. Когда адъютант принес телеграмму Хейга, начальник штаба, сидя за столом, изучал карту, а уже через секунду другой офицер обнаружил, что голова Мюррея лежит на столе — он был в обмороке. Сэр Джон был поражен не меньше. Его неуравновешенный темперамент, чувствительный к настроениям других, долго находился под влиянием этого сдержанного и образцового офицера, который командовал I корпусом. В 1899 году Хейг одолжил Френчу 2000 фунтов стерлингов, чтобы тот расплатился с кредиторами, иначе ему пришлось бы распроститься с армией. Теперь, когда Хейг просил помощи, Френч немедленно усмотрел в этом обход или еще хуже — прорыв противника между I и II корпусами. Предполагая худшее, главный штаб отдал приказ, изменивший направление отступления корпуса Хейга на следующий день с юго-восточного на южное. В результате этого корпус двинулся по другому берегу Уазы, непосредственный контакт с корпусом Смит-Дорриена был утерян и восстановлен только лишь через семь дней.

Преувеличенная и поспешная оценка Хейгом стычки у Ландреси не только вызвала разделение английских сил, но и имела куда большие последствия. Она усугубила тревогу впечатлительного командующего до такой степени, что он еще более укрепился в намерении вытащить английские войска из тяжелой ситуации, сделав себя еще уязвимее для последующего удара. В тот момент, когда суматошная ночь 25 августа уступала место бледному рассвету, командующий испытал новый шок. Смит-Дорриен прислал сообщение: противник слишком близко подошел ко II корпусу, ему придется остановиться и принять бой у Ле-Като. Пораженный главный штаб уже считал его погибшим.

А случилось вот что. Генерал Алленби, командир кавалерийской дивизии, находившейся на фланге Смит-Дорриена, ночью обнаружил, что холмы и высоты, которые он на следующий день должен был занять для прикрытия отступления, уже захвачены противником. Не имея возможности связаться со штабом БЭК, он в 2 часа ночи прибыл к Смит-Дорриену обсудить обстановку. Алленби доложил, что враг изготовился к нападению и наверняка атакует на рассвете. Если II корпус не уйдет «немедленно и под покровом темноты не оторвется», то он будет вынужден вместо марша принять бой. Смит-Дорриен собрал дивизионных командиров, сообщивших, что некоторые подразделения еще подходят, отставшие солдаты разыскивают свои части, все сильно измотаны, и до утра из-за усталости идти не в состоянии. Они добавили также, что дороги забиты обозами и беженцами, а в некоторых местах сильно размыты ливнем. В маленькой комнате воцарилось молчание. Выступить немедленно возможности не было, а остаться на месте и ввязаться в бой означало неподчинение приказу. Поскольку телефонной связи с главным штабом не было, командиру корпуса нужно было принимать решение самому. Повернувшись к Алленби, Смит-Дорриен спросил, будет ли тот подчиняться его приказам. Алленби ответил утвердительно.