Мария спала сладко и безмятежно. Ей снились деревья в саду с огромными желтыми яблоками. Она, напевая знакомую песенку, собирала эти яблоки в большую корзину, висящую у нее через руку. Но сколько она ни рвала, корзина не наполнялась. «Странно, словно во сне! – мысль эта вроде как приснилась, а вроде как промелькнула наяву. – Да ведь я действительно сплю!» – И Мария, проснувшись, с улыбкой открыла глаза. Потянувшись, она решила еще поваляться хоть пять минут – такой роскоши давно себе не позволяла. «Ведь все еще успею сделать, а что не успею… ерунда! Никто на меня не обидится!» С такими блаженными и беззаботными мыслями она позволила себе ничего не делать и никуда не вскакивать сломя голову, как бывало обычно каждое утро.

Но постепенно, стряхивая с себя остатки сна, стала размышлять, как и что лучше приготовить, и, сама не заметив, встала и пошла в ванную. А после сразу включилась в работу по приготовлению различных запланированных к обеду блюд. Чуть подумала и поставила диск с легкой классикой, тем самым улучшая и без того приподнятое настроение.

Решила в первую очередь испечь пирог: его ведь все равно подавать холодным. Стала искать миксер и вспомнила, что недавно отнесла в кладовку. Уж слишком много места занимала на кухне коробка со всеми комплектующими кухонного комбайна. Вышла в коридор и с удивлением заметила, что тапочки как-то странно прилипают к полу. Включила весь свет, присмотрелась. На паркете отсвечивали какие-то отпечатки чего-то блестящего и жирного. «Да ведь это же майонез! – догадалась Мария. – Вчера Григорий растоптал его по всей прихожей!» Она улыбнулась, вспомнив вчерашний вечер, и, смочив фрегону в ведре и отжав, стала протирать пол до идеальной чистоты. Дойдя до двери, остановилась: «Наверное, и на лестничной площадке напачкали, надо бы протереть». И точно, открыв дверь, увидела следы ног, ведущие к лифту, и принялась энергично их вытирать. Перед самым лифтом вообще был огромный, четкий отпечаток мужской обуви. «Ну правильно, здесь он остановился, вызывая лифт, вот майонез и прилип по всему контуру!» – и уже завела фрегону сбоку, чтобы стереть след с пола, а вместе с ним, пожалуй, и весь вчерашний вечер. Как вдруг!!!

«Размер! Какой у него большой размер!» – мысль эта молнией ударила ей в голову. Она упустила из рук фрегону и схватилась за виски. В голове поднялась такая сумятица из абсурдных мыслей, что Мария практически перестала что-либо соображать. В глазах помутилось, но она продолжала бессмысленно пялиться на мраморный пол. Потом, как лунатик, медленно повернулась и вошла в квартиру. Через несколько минут снова, как под гипнозом, появилась на лестничной площадке, но уже держа в руках туфлю, одну из многих, оставшихся после смерти Хоссе. Медленно встала на колени и также медленно приложила обувь к отпечатку. Они идеально сошлись по контуру. «Значит, тоже сорок седьмой!» Кроме этой мысли, больше ничего не было у нее в сознании несколько минут. И неизвестно, сколько еще времени находилась бы Мария в подобной прострации, если бы не вышедший сосед, ведущий погулять свою собачонку. Видя побледневшую соседку, стоящую на коленях перед лифтом, он бросился к ней, помогая за локоть подняться:

– Что с вами?!

– А? – она посмотрела сквозь него и стены куда-то очень далеко. – Не знаю, не знаю… – подняла фрегону и туфлю и, как сомнамбула, прошла в свою квартиру. Треск захлопнувшейся за ней двери заставил вздрогнуть и остановиться. Но после этого мысли обрели некую стройность.

«Во-первых, что со мной? Почему я совершенно себя не контролирую? Вероятно, именно так люди и лишаются рассудка – один раз потеряв контроль над своим мозгом, они не в силах больше его восстановить и тонут в хаосе слов, событий, воспоминаний и фантазий. Значит, надо стараться выстраивать логическую цепочку и, держась за нее, попытаться привести себя в чувство. Во-вторых! М…м… Что же во-вторых?.. Главное, не терять последовательности! – чуть ли не вслух прикрикнула на себя Мария. – Во-вторых, что произошло?! Вчера у меня короткое время в гостях был мужчина, а сейчас я выяснила, что размер его обуви совершенно идентичен с размером обуви моего покойного Хоссе. Это факт! И в-третьих, что из этого следует? А из этого следует, что я, никогда в жизни не верящая в сказки, оказывается, в глубине моего сознания прячу от себя самой абсурдную надежду, что мой… хм-м… Знайка (!) (ну да, Знайка, а кто же еще?!) вселился в чей-то гитодуальный разум и пытается вывести его на меня. То есть сам пытается меня лицезреть, позаигрывать, обнять, ну что там еще… Но если это Григорий, то ничего подобного я за ним не заметила. Наоборот, он даже скромно и чуть ли не равнодушно отвел глаза от выреза на моей кофточке. И ни одного комплимента! Ни одного намека на желание в продолжении знакомства, ни одного словечка о возможности свидания или просто случайной встречи в будущем! Значит, это не он! Не… ну ладно, пусть будет просто: «Мой». Так как, если бы он уже заставил Григория меня найти и познакомиться, то в любом случае он бы смог дать мне об этом знать. Хоть словом, хоть взглядом!» Мария еще раз мысленно прокрутила весь вечер в памяти, и ей опять стало нехорошо. Ведь она вначале не обратила внимания на рассказ Григория о снах. Там якобы часто снилось ее имя: Мария-Изабель! «Стоп, стоп! – изо всех сил успокаивала она себя. – Что еще? Больше ничего! А раз ничего, то есть только две вещи: сны (с его слов) и след. Если посмотреть на это трезво и рассудительно, то сны ничего не значат. Он мог вычитать это имя в учебнике, в словаре, оно могло ему врезаться в память после любого фильма или прочитанной книги. В конце концов, он просто из приличия решил похвалить мое имя, и ничего, совершенно ничего больше. Значит, сны, как это ни волнительно для моего второго, так долго прятавшегося «я», можно с уверенностью сбросить со счетов и не брать их во внимание.

Теперь об обуви. Да мало ли в четырехмиллионном Мадриде ходит мужчин с сорок седьмым размером ботинок? Да наверняка тысячи! Да еще приехавший за три тысячи километров иностранец! Тут уж действительно я совсем мозгами поехала: до такой чуши додуматься! И как это я могла? Как могла себе позволить сравнить моего… и этого… Да этот Григорий даже песни сочинить не может, и я себе представляю, какие у него остальные песни! Тоже наверняка передрал с разных известных песен музыку, наляпал на них стишков и поет сам себе и сам себе радуется! – она злилась на себя страшно, ее второе «я» пыталось возмутиться, ругало ее в двурушничестве, напоминало, что ей же нравилось еще вчера. Но Мария не желала признавать свою неправоту и еще больше распалялась: – Да! Я на сто процентов уверена, что музыка не его! Я в этом хорошо разбираюсь и всегда помню хорошие мелодии. Даже если хоть раз услышу. Хоссе с Даниэлем, например, писали замечательные песни и никогда не опускались до примитивного плагиата. Их музыка всегда была нова и оригинальна! Мне на всю жизнь запомнилась их песня о старом авто, которую они спели тогда, в наш первый приезд на праздник. Как же там… Ага! Ляля – ляля… Нет! Чуть по-другому: ляля-ля-ляля… Да что же это такое, не могу вспомнить – все перебивает эта дурацкая песня про погремушку. Стоп! Еще раз: ляля-ля-ляля. Господи, да у них что, один мотив?! Ляля-ля-ляля! Точно… Я сейчас сойду с ума! Главное спокойствие: ляля-ля-ляля. Да такого не может быть! Думать только логически!!! Скорей всего меня замкнуло на вчерашнюю песню, и я не могу вспомнить нужный мотив. Может быть? Может! Можно это проверить? Запросто!» – и она проворно вбежала в салон, потеряв на ходу и фрегону, и туфлю, и набрала номер мобильника Даниэля.