кучу. Как назвал его Уокер? Человек-хамелеон. Много лет Тим умело подстраивался под чужие характеры, но теперь, трансформировавшись окончательно, он и вовсе способен перенять черты любого человека, оказавшегося в поле зрения.

На самом деле все обстояло куда хуже, только Вандерхоф этого еще не знал.

Единственное логичное решение – держаться подальше от людей. Ведь человек без собственной личности нет-нет да и поддастся влиянию извне. Вандерхоф высунулся из-за будки, мрачно посмотрел на толстячка с белоснежными бакенбардами, который стоял у входа в зал, безмятежно глядя в никуда. «Какой он благостный, – подумал Тим. – Наверняка его ничто не тревожит. Хотелось бы мне стать таким же…»

Звук шагов заставил Вандерхофа вздрогнуть, но еще сильнее он вздрогнул, получив удар по голове, да такой, что звезды брызнули из глаз. Его била зонтиком настоящая великанша!

– Что вы себе позволяете? – пролепетал он.

– Жалкий червяк! – взревела великанша. – Я же тебе приказала держаться подальше от этого… пип-шоу!

Вандерхоф, вконец растерявшись, потянулся к ушибу, но на полпути его пальцы увязли в чем-то, похожем на пучок вареных макарон. Он ощупал свое лицо: бакенбарды! Точно такие же, как у того толстячка!

Разъяренная амазонка на мгновение отвернулась, чтобы окинуть будку испепеляющим взглядом, и Тим Вандерхоф поймал свое отражение в ближайшем зеркале. Только теперь он имел мало сходства с Тимом Вандерхофом. Вместо себя он видел кругленького коротышку с седыми бакенбардами.

Вандерхоф изумленно взвизгнул и мигом принял свой прежний вид.

– О боже! – слабо пробормотал он. – Я точно сплю.

– Что? – развернулась к нему амазонка с зонтиком наперевес.

У нее округлились глаза. Черт возьми, как удалось ее мужу улизнуть, оставив вместо себя совершенно незнакомого человека? Вандерхоф попятился от нее, опасливо поглядывая на зонтик.

Тут великанша заметила толстячка на входе, развернулась и вразвалку зашагала к нему. В этот раз она решила пренебречь зонтом, должно быть вспомнив правило: руками есть удобнее, чем вилкой. Воздев ручищу, похожую на окорок, она отвесила толстяку такую оплеуху, что тот вылетел на улицу, прямо под дождь; в полете его бакенбарды развевались, точно белые флаги.

Бедняга встал из грязной лужи и ошеломленно вытаращился на свою благоверную. Та еще никогда не лупила его без уважительной причины – уважительной хотя бы по ее меркам. «Если она теперь будет драться, просто придя в дурное настроение, какое же мрачное будущее нас ждет?» – подумал толстяк.

И дал деру. Великанша бросилась за ним, выкрикивая угрозы.

Вандерхоф затрясся в конвульсиях. Он сходит с ума! Или же?.. Нет, это было бы сущим кошмаром! Не может Тим быть сразу и медузой, и хамелеоном. Перенять чужой характер он, пожалуй, способен, но чтобы вот так запросто скопировать чью-то внешность…

– О нет! – выпалил Вандерхоф. – Только не это!

Но объяснение пугало до дрожи своей логичностью. Он увидел толстяка – и сам стал толстяком, с такими же бакенбардами и прочими чертами. А вернуть себе нормальный вид ему помог шок от обнаруженного в зеркале. Ну и что дальше? Тим Вандерхоф станет тенью? Пустым местом? Похоже на то.

При одной лишь мысли о подобном исходе у него из пересохшего горла вырвался крик. Как жить в этом мире, превращаясь в каждого встречного?!

Однако… хамелеоны могут маскироваться только благодаря пигментации. А вот более развитое животное, такое как человек, наверняка способно и на большее. Ведь человеческому разуму и воле подвластно все. Вандерхоф знал это, потому что зачитывался воскресными приложениями к газетам и научно-фантастическими журналами.

Но, вспомнив рассказы Герберта Дж. Уэллса, Жюля Верна и Генри Каттнера, он понял, что обычно для героев подобных историй все плохо заканчивалось, и застонал.

– О нет! – опять вырвалось у Вандерхофа. – Я не хочу умирать. Я еще слишком молод…

По залу кто-то бродил. Вандерхоф поспешил уткнуться в ближайший автомат, с якобы документальной пленкой о том, как в Конго гориллы похищают местных женщин. Но не природная застенчивость и не искренний интерес к антропологии заставили Вандерхофа затаиться. Просто он боялся новой встречи, вполне логично полагая, что может принять облик этого человека.

Бросив цент в прорезь, Вандерхоф принялся крутить рукоятку. Но он почти не вглядывался в блеклые кадры с гориллой, странствовавшей по своим родным джунглям.

За его спиной раздался маниакальный смех, быстро переросший в пронзительные вопли. За стеной зазвучали вопросительные крики. И топот.

– Что там у вас стряслось? – выкрикнул кто-то.

– Обезьяна! – истерически ответили ему. – Тут горилла пялится на развратные картинки! У меня снова белая горячка!

Вандерхоф поспешно обернулся к высокому, тощему мужчину с лошадиной физиономией и налитыми кровью глазами. Вместо трости в его руке органичней смотрелась бы бутылка виски.

– Никак она от меня не отвяжется! – визгливо прокричал долговязый, пятясь. – Сначала змеи, теперь она… О, эти ужасные сверкающие глаза!

– Тсс!.. – Вандерхоф успокаивающе поднял руку.

У пьяницы задрожали все поджилки.

– По-змеиному шипит! – воскликнул он и сделал выпад тростью, как фехтовальщик.

Ее металлический наконечник угодил Вандерхофу в живот; задыхаясь, Тим согнулся пополам. И одновременно увидел себя в зеркале.

Его отражение нисколько не напоминало Тима Вандерхофа. Одежда осталась прежней, но носила ее, без сомнения, горилла – из тех, что похищают негритянок в Конго.

Шаги звучали все громче. К залу игровых автоматов приближались посетители луна-парка.

Вандерхоф весь напрягся и нечаянно обнажил клыки. Пьяный ойкнул и зажмурился, но Вандерхофу было не до него. Тим дикими глазами смотрел на свое отражение.

И вдруг горилла исчезла. Тим Вандерхоф вновь стал самим собой.

Осторожно потирая живот, он выпрямился и встретил взгляд человека с лошадиной физиономией.

– Где она? – пробормотал тот. – Куда делась?

– О чем это вы? – холодно спросил Вандерхоф, всеми силами удерживая в мыслях свой привычный облик.

– Горилла…

Наступившую паузу прервал хлынувший в двери поток людей. Зал наполнился криками, бестолковыми вопросами. Но все стихло, когда Вандерхоф указал на долговязого с тростью и объяснил, что тот просто пьян.

– Не настолько уж пьян, – последовало мрачное возражение. – В тот раз со змеями – да, не спорю. Но горилла-то была! Где она? Постой, я знаю! – Остекленевшие глаза мужчины заблестели. – Ты ее спрятал!

– Вы точно пьяны, – сказал Вандерхоф.

– Ах, так! Ну, я тебе сейчас задам! Р-р-р!.. – Растерянность пьяницы сменилась воинственностью, он двинулся к Вандерхофу, шатаясь и размахивая тростью.

Тим ретировался…

«Час от часу не легче», – угрюмо думал он, пока крался через луна-парк, стараясь держаться подальше от людей.

Дождь прекратился, но люди еще не решались выйти из укрытий. Тем лучше! Вандерхоф уже понял, что может оставаться в своем облике, если очень сосредоточится. Но все же надолго этой сосредоточенности не хватало – она расходовала много сил.

Однако