До чего же удобно быть «джентльменом» – извиняемся за кавычки, убрать которые у нас нет силы!

Очень смешно было наблюдать в 2004 году трансляции с официальных торжеств во Франции, во время которых телекомментаторы всерьез рассуждали о столетии сердечного согласия – столетии начала кампании неслыханной коварной лжи!

Такой договор имел и очень хитрый и обоюдоострый военный характер: в случае столкновения с Германией Англия, почти не имевшая сухопутных войск в Европе, практически не могла помочь защите Франции. Это подтвердилось и в 1914 году, и в 1940-м.

Зато такой договор ставил под вопрос конечные стратегические итоги войны: Англия могла фактически обеспечить морскую блокаду Германии и ее европейских союзников и заставить их вести бесконечную войну на истощение – что и осуществлялось в ходе обеих мировых войн. Однако, для успеха такой блокады была все же необходима сухопутная изоляция Германии от ресурсов Восточной Европы и Азии – т.е. все тот же Восточный фронт.

Плеве, свернувший зубатовские реформы, рассчитывая на маленькую победоносную войну, просчитался самым жестоким образом и накликал беду и на Россию, и на себя лично. Разумеется, настроения образованной России в значительной степени опережали общий рост народного недовольства. Но интеллигенции уже казалось, что с нею вся Россия.

Пришла для правительства полоса бед и на международной арене, причем и вдали от дальневосточного театра неудачных военных действий. Уже к лету 1904 года Россия испытывала определенные трудности при дальнейших попытках заключения займов.

Неприятности начались еще с Кишиневского погрома: за сомнительное удовольствие утопить в собственной крови полсотни евреев и изувечить еще полтысячи Россия заплатила бойкотом со стороны международных финансовых кругов, контролируемых евреями. Решающей роли это играть не могло, поскольку евреи контролировали далеко не всю международную банковскую систему, но рынок финансов для России сузился, и это ухудшило условия получения Россией займов, что было уже традиционным и необходимым условием поддержания финансовой стабильности в России. Английский же денежный рынок был закрыт для России, как мы рассказывали, еще раньше и весьма прочно.

В период 1861-1913 годов промышленное производство и торговые обороты росли в России огромными темпами (безо всяких пятилетних планов!); по темпам роста Россия превосходила все великие державы, включая США и Германию[603]. Только Япония тогда (как и на протяжении практически всего ХХ века) опережала Россию, но к великим державам ее еще не относили.

Такое развитие (в особенности железнодорожное строительство) требовало интенсивной финансовой подпитки. Зато и прибыль, получаемая от вложений в российскую экономику, превышала среднемировой уровень. В итоге к началу Первой мировой войны на долю иностранных капиталов приходилось около половины всех инвестиций в российскую экономику[604].

Это возбуждало определенные нарекания, в особенности по адресу главного инициатора привлечения иностранных капиталов – С.Ю.Витте. Вызывала тревогу возможная политическая зависимость России от иностранных инвесторов. Но, как отмечал Р.Пайпс, в американскую экономику было вложено еще больше иностранных капиталов, и тем не менее вопрос о политической зависимости США от иностранных инвесторов никогда всерьез не поднимался[605]. Впрочем, как покажут события, относящиеся к лету 1905 года и последующим месяцам, вопрос этот, возможно, и следовало бы поднять.

Что же касается России, то ее история отчетливо свидетельствует о том, что пока во внутреннем политическом и экономическом положении было все в порядке (так более или менее и обстояло дело до 1904 года), то ни малейших поводов говорить об экономическом давлении на Россию тоже не возникало. Однако серьезное ухудшение внутренней российской ситуации в 1904-1905 годах тотчас показало, что зависимость от иностранных капиталов – вовсе не миф.

В последние недели жизни Плеве всерьез задумался о необходимости восстановления отношений с еврейскими банкирами, но ничего не успел предпринять.

Летом 1904 года Россия подверглась политическому давлению и со стороны Германии. К этому времени истекал срок действия долговременного торгового договора, и Вильгельм II потребовал изменения условий в пользу Германии – повышения таможенного обложения сырья, ввозимого в Германию из России. Пересмотренный торговый договор 1904 года (сроком его окончания был 1917 год) был объявлен российскими мудрецами чуть ли ни основной причиной возникновения войны 1914 года.

По такой логике США и Япония в последней трети ХХ века не должны были бы вылезать из войн друг против друга (хотя, возможно, что-то подобное и могло происходить, если бы не было жесточайших уроков ХХ века).

Вильгельм II мотивировал свои требования совершенно четкими ответными политическими уступками: Германия брала на себя обязательство не использовать во вред России фактическое разоружение ее западных границ.

Николай II расценил этот аргумент как весьма весомый, и Витте, возглавлявший российскую делегацию на переговорах (этот эпизод сам Витте не рассматривал как серьезное изменение своего опального положения), получил жесткие инструкции следовать германским требованиям.

По своей инициативе Витте добился еще одной ответной уступки: формального обязательства Вильгельма II способствовать получению Россией займов на германском рынке капиталов. Это стало весомым достижением Витте: Германия четко придерживалась политики преимущественного использования собственных капиталов для собственных нужд, и тем более избегала финансировать потенциальных противников. Вильгельм как бы дополнительно подтверждал этим свое мирное отношение к России.

Новый торговый договор был подписан в последние дни жизни Плеве.

Через несколько месяцев выяснилось, что забота Витте о возможности заема денег у Германии имела совершенно нелишний характер.

Между тем, пребывание Ратаева и Азефа в Петербурге в январе-феврале 1904 года нужно связать и с подготовкой и проведением судебного процесса над Гершуни, Мельниковым, Григорьевым и их сообщниками.

Дело слушалось 18-25 февраля в закрытом заседании Петербургского Военно-Окружного суда и завершилось совершенно сенсационным результатом. Трое названных руководителей террора получили смертные приговоры, но тут же были помилованы царем – притом не только раскаявшийся Григорьев, получивший теперь четыре года каторги, но и двое главных обвиняемых – им заменили казнь пожизненной каторгой (прошения о помиловании подавали их родственники).