и отвёл на четвёртый этаж, самый высокий, самый дорогостоящий, для дорогих клиентов. Втолкнул в помещение, где уже сидел чрезмерно плотный и неприятного облика человек. Не пожилой слишком, но и не молодой давно. Откормленный гладкий хряк. Он уставился на неё с видом оценщика, кому принесли заказанное, такими глазами, про которых говорят, бездушные. Они не выразили по отношению к ней никакого особого чувства, лишь прищурились и слегка заволоклись мутной дымкой похоти. Ему просто приспичило, а такие моменты посещали его нечасто, и он спешил их ловить, не мешкая. Несмотря на последние, сумбурные и тяжкие впечатления, райская энергетика любви ещё питала её изнутри. Но увидев воочию страшное и, казалось, навеки уже исчезнувшее прошлое, поняв, что бездна не исчезла и опять втягивает её в своё чрево, она истерично завизжала и набросилась безумной молнией на ошалевшего хряка. От внезапности броска он свалился на постель с приготовленным шелковым бельём. Она оцарапала его лицо, стала давить на веки, стремясь закрыть его чужие и ненавистные глаза, их поганое существование, не нужное ей. Он хрюкнул, как хряку и положено, ничего не понимая, решив, что ему подсунули безумную. Участь этого притона была уже решена. Он был слишком влиятельный, слишком высоко поднятой над прочими персоной, чтобы такое прощалось. Вбежала охрана, оттащила её. Человек поднялся и пнул её ногой с выражением безмерной брезгливости, что пришлось к ней прикоснуться. Верхние штаны он успел снять, и она увидела его ноги, опутанными синими раздутыми венами. Что позорного в болезни? Ничего. Но нездоровый человек обязан быть тихим, если уж не просветлённым, и тогда не важно, как он выглядит. Как неважно это для его зависимой жены и обласканных привилегиями детей. Возможно, и внуков уже. Поскольку он был из вельможных слоёв их жизни, на него нельзя было и глаз поднять с дерзкой мыслью в них, а уж за слово против, а уж за действие, даже и случайно дерзкое, ждала кара. Но то, что позволила она…

Как её звали? Никто и не узнал. Олег не спросил даже. Дал своё имя и уже считал его изначальным. Считал их собственные имена трудно произносимыми кличками. Что было потом? Олег вернулся, а растерянный Артур всё рассказал. Олег бросился её искать. И тогда он узнал, что она была растерзана и выброшена с высоты четвёртого этажа. Олег не умел поверить, что местные каннибалы пустили по ветру пёрышки его Колибри. Он взял оружие, взял Артура в помощь, надев и ему, и себе под одежду эластичные и незаметные бронежилеты, которые взял без спроса. И они отправились вершить свой Страшный Суд.

Страшный суд

Артур был нужен Олегу для подстраховки. Девушки в клубе рассказали ему всё и назвали виновных. Олег велел всем уйти отсюда, иначе они попадут в нехорошую свалку. И девчонки, и обслуга попрятались, кто где.

Олег, для устрашения отбросив белым лучом из маленького оружия двух напавших на него охранников, затолкал прочих типов, попавших под руку, в одно из помещений, по пути убив и ещё одного, кто артачился и пытался нанести удар исподтишка, в спину. И уже в закрытом помещении он стал вершить свой Страшный Суд. Артуру он запретил использовать оружие, чтобы ему не марать чистых рук и быть только на подстраховке. Побелевшие и посеревшие люди прижались к стенам и замерли в ожидании кары. Перед этим они с Артуром выбили у них у всех их примитивное оружие из рук и карманов. В страхе за себя они выдали главного палача, карателя его Колибри. В школе космодесантников их обучали приёмам борьбы и обороны, точным концентрированным ударам, способным и убить при необходимости. Но Олег не хотел убивать сразу. Вначале он вышиб ему колено и сломал руку, а когда тот упал, он наступил ботинком на его лицо и спросил:

— Тебе больно? И ей было больно. — А потом добил его ногой в военном ботинке со встроенным приспособлением, способным крошить и камень. Его коллеги в ужасе взирали на дикую казнь. Артур с трясущимися губами держал их всех на прицеле мгновенно убивающего луча. Сам Олег после казни главного убийцы хладнокровно приказал им встать на колени и оставаться неподвижными в помещении, что они и исполнили. Затем он вышел и спокойно закрыл дверь. Бледный Артур не произнёс ни слова, не делая ничего, когда Олег стал разрушать притон, направляя вокруг страшный луч и всё сжигая. После их ухода полыхал весь первый этаж.

После прибытия местной службы порядка, подобной полиции, ни Олега, ни Артура в полыхающем здании, понятно, уже не было. На допросе свидетели показали, что пришли двое верзил в странных полумасках и всех выгнали, во всяком случае, тех, кто был внизу, кроме нескольких человек, с которыми они, вероятно, сводили некие преступные счёты. Верхние этажи не пострадали, только второй этаж полностью закоптился. Притон накрыли, а всех девиц распихали, кого куда, кому и домой удалось удрать в суматохе, прихватив, что плохо лежало. Старый клуб исчез, но других было много.

Вельможного хряка впоследствии нашли убитым, задушенным женским нежно — лиловым шарфиком, в лесу у своей усадьбы. Легкие, бархатные, трепещущие бабочки казались настоящими, когда касались от порыва ветра искажённого страшного лица убитого. Лицо было в кровоподтёках. Неизвестный убийца вначале избил аристократа, проломил переносицу, и только потом задушил. Лютая казнь, очевидно, была мучительной. Один из родственников хряка, муж его дочери, присутствовавший на опознании, с тайным удивлением смотрел на петлю из скрученного женского шарфика, смутно припоминая, что когда-то подарил такой рукотворный лоскут одной маленькой рыжеволосой танцовщице, с которой провёл незабываемы дни и ночи. Казалось бы, какой пустяк — шарфик. Но шарфик этот он заказал для своей невесты у дорогой мастерицы, чтобы просто порадовать её пустячком. Бабочки обладали невероятной правдоподобной фактурой, они трепетали от малейшего дуновения, но девушка-невеста сказала, что художник по тканям изобразила среди бабочек одну редчайшую, чёрную с золотым рисунком на крыльях, и если присмотреться, то рисунок похож на крошечный череп. Бабочка — обитательница джунглей являлась по старинной легенде заколдованной дочерью Владыки трясины, и была чёрным вестником, приносящим несчастье тому человеку, на которого она вдруг садилась. «Это же чушь»! — сказал он, — «Как ты можешь верить? И потом, это же не живая бабочка, а всего лишь аппликация на лоскуте ткани». Но она отшвырнула шарфик прочь. Ему было жаль затраченных средств, да и шарфик казался пригожим, и он подарил его той танцовщице, надеясь на её внимание. Внимание было обретено. Чудесная девушка с красными искрами в волосах