— Что значит «здесь»? Вы же оба на террасе остались. Кэтти куда могла деться? Через комнату она не проходила.

— Мы в прятки начали играть, — взволновано щебечет Даня. — Я спрятался, она быстро нашла меня. А потом спряталась она… Спряталась и пропала.

О Боже. Нет, только не это. Она же не могла выпрыгнуть через окно или что-то вроде этого? Хаотичные мысли пускаются в пляс и вовсю рисуют самые жуткие картины.

Я молниеносно выбегаю на террасу, оглядывая ее взором профессиональной ищейки. Подбегаю к единственному открытому окну и опускаю взгляд вниз — нет, Кэтти не стала бы делать такую глупость. К тому же она боится выходить из дома. Возможно, в формате игры ей было легче это сделать, но куда она могла выйти? С террасы нет выхода, все двери плотно закрыты.

— Ты где прятался? Даня, прошу, скажи мне, — едва ли не повышая голос на любимого ребенка, спрашиваю я.

— Там, мам, — Богдан указывает пальцем в сторону имитации зарослей. Я тут же кидаюсь к ним, раскрываю растения и вижу дверь, на которой висит специальный знак, обозначающий пожарный выход.

Потянув дверь на себя, я едва ли не падаю в обморок от увиденной картины. Солнечное сплетение скорчивает в узел, вся жизнь проносится перед глазами. Кэтти стоит на площадке у лестницы, ведущей вниз, огражденной лишь тонкими перилами. Она цепляется за железные балки и смотрит вниз, фактически полностью облокотившись корпусом на конструкцию, не внушающую никакого доверия. Кажется, еще чуть-чуть — она наклонится ниже и полетит вниз головой со второго этажа.

Я реагирую молниеносно, потому что времени думать нет. Возможно, опоздай мы еще на каких-то пять-десять секунд, и Кэтти бы кубарем упала вниз. Я обхватываю ее со спины резко, не выкрикивая предварительно имя, чтобы не испугать. Тяну на себя, подальше от опасного места, и только в тот момент, когда я чувствую, что Кэтти в безопасности, девочка взрывается истерикой.

— Нет! Нет! Нет! Хватит! Я ненавижу тебя! Мама! Я ненавижу тебя мама! Ты слышишь меня? Отпусти меня! Я остаюсь с папой, я хочу остаться с папой, пожалуйста, умоляю. Папочка, держи меня, спаси меня, — истошно визжит Катарина, а мне остается только крепко держать ее и молиться, чтобы хватило сил. С большим трудом я затаскиваю нас обоих внутрь, на террасу, и закрываю роковую дверь, которую дети так некстати нашли в этих чертовых зарослях.

И лишь тот факт, что Кэтти жива, а не распластана на земле, дарит мне толику успокоения и позволяет не разрыдаться в голос. За меня это делает Робби, проснувшийся от диких криков.

Трясущимися руками я набираю телефон Веры. Мне не до гордости и не до проживания своего унижения сейчас. Сейчас Кэтти нужен хоть какой-нибудь врач, потому что первое, что она делает — это опускается в кресло и плачет, избивая себя подушкой, словно наказывая себя. Выкрикивает нехорошие слова в сторону своей матери, а мое сердце обливается кровью… Трудно представить, что Ирма сделала с девочкой и какие кошмары прожила Кэтти, контактируя с родной матерью.

И эта грязная печать с ней до конца жизни. И даже идеальный папа не компенсирует этой боли.

— Вер, ты где?

— В зале, на тренировке. Что случилось? Не справилась без меня? — с долей злорадства замечает сука, услышав плач Кэтти.

— Ты нужна ей. Поднимись в спальню, пожалуйста, — стараюсь хладнокровно ответить я, хотя мысленно с большим наслаждением провожу ногтями по ее смазливому личику.

После звонка Вере, я тут же набираю телефон Димы:

— Дим, Катарине очень плохо. Это похоже на срыв. Я не доглядела…

— Что случилось? — голос мужа охвачен тревогой.

— У нее истерика. Из-за меня. Все хорошо, она в безопасности, но она постоянно выкрикивает проклятья в сторону матери и хочет к тебе, — сбивчивым тоном выдаю я. — Я все расскажу тебе при встрече.

Я крепко обнимаю Кэтти, она всхлипывает, прижимаясь ко мне. Мое сердце разрывается, потому что я не знаю, что делать — то ли бежать к Роберту, то ли успокаивать Катарину, то ли уделить время и внимание Богдану, что стоит в углу неподалеку, и судя по выражению лица явно винит себя в случившемся.

Мне не разорваться, ах нет… Я уже разорвана в клочья. Раздавлена. Невыносимо дышать, слишком больно… Я устала. Устала жить в этом дурдоме. Ни минуты покоя, отдыха, гармонии. Круглосуточный стресс. Неужели наша семья не заслуживает счастья, Господи? В чем я провинилась? Неужели не заслуживаю спокойствия среди австрийских гор?

— Милая, детка. Успокойся, прошу. Папа скоро будет.

— Правда? Правда? Он всегда уходит, когда он мне нужен. Он не любит меня. Он уезжал на несколько месяцев.

— Правда, милая, правда. И Вера придет сейчас. Папа очень тебя любит, он больше никогда тебя не оставит. Мы вместе сейчас, ты в безопасности.

— Я не хочу к Вере. Мне нравится, что ты рядом, — всхлипывает Кэтти, видимо окончательно запутавшись в своих ощущениях. — Я так обрадовалась сначала, что вышла на воздух… а дальше все как в тумане.

— Прости. Я не уследила за тобой. Ты, должно быть, не заметила, как вышла на улицу, а потом сильно испугалась?

— Да. Я подумала, что будет здорово спрятаться так, чтобы Даня меня не нашел. И поборола своих страх. А потом они пришли… эти видения. Дальше я ничего не помню. Я глядела вниз, в этот колодец, спускала их вниз.

— Кого?

— Демонов, о которых говорила мама. Она говорила, что они придут за мной, если я буду на стороне папы. Они все время возвращаются. Они живут за пределами дома. Поэтому я никогда не покину его стены.

Я сижу, сердце бешено бьется в груди. Весь ужас, что когда-то испытала Кэтти, буквально течет сейчас по моим венам.

— Все хорошо. Я рядом, и папа скоро приедет, — стараясь сохранять адекватность, шепчу я. — Он очень сильно тебя любит, девочка.

— А я его очень сильно люблю, — сквозь слезы скулит Катарина.

В этот самый момент в комнату заходит Вера. Не говоря друг другу ни слова, мы меняемся с ней местами, и теперь она успокаивает Кэтти, бережно поглаживая ее по спине.

Немного выдохнув, я кидаюсь к кровати Роберта, который плачет так истошно, словно увидел тех самых демонов, о которых говорила Кэтти.

* * *

Пить остывший кофе — плохая идея. Но я все равно делаю это, чтобы занять чем-то руки, к которым так и норовит потянуться Андрей. За все время совместного обеда он сделал несколько попыток дотронуться до моих