– Вы хотите убедить меня в том, что приказ о закладке бомб отдал государь!? Простите, не верю, ваше высокопревосходительство! Я не принадлежу к близкому окружению его величества и не слишком хорошо знаю самого государя. Но все-таки не настолько плохо, чтобы быть уверенным: Николай такой приказ отдать просто не мог, не посмел бы! У него совершенно иной характер.

– А я и не утверждаю, что государь самолично велел взорвать мой особняк! Но возле него есть люди, перед которыми он не скрывает своих чувств и желаний! И которые вполне способны отдать свой приказ, чтобы выслужиться. Войти в еще большее доверие. Доставить государю удовольствие, наконец! Вы понимаете, кого я имею в виду, господин полковник?

Лавров промолчал, взял в руки будильник с осколками разбитых трубочек, повертел его перед глазами. Трепов, подумал он. Генерал Трепов, вошедший в доверие Николая настолько, что под него была создана должность петербургского генерал-губернатора. Кому была переподчинен весь аппарат полиции России. Мог ли он отдать прямой приказ об убийстве строптивого министра? Вероятно, мог… Но все же сомнительно. Вот затормозить расследование покушения на Витте, замотать дело – он мог вполне!

А сегодняшний «интимный» обед государя с монархистами-черносотенцами? Лавров сразу вспомнил фанатичные, кликушеские тосты гостей императора. Их налитые кровью глаза, когда они кричали о том, что не дадут в обиду «надёжу-государя».

Эти же люди творили еврейские погромы, с хоругвями и портретами императора шли убивать евреев только за то, что те были евреями… Лавров знал, что полиция, даже предупрежденная о предстоящих погромах, действовала удивительно вяло, практически не препятствовала разнузданной бойне в местечковых окраинных зонах, определяемых как «черта еврейской оседлости». А если кого из погромщиков и арестовывала, то быстро выпускала без последствий.

А император приглашает монархистов из Союза русского народа на «интимные» обеды… Может, и вправду не знает о них всей правды? Хотя стоп: как это не знает, если приглашает их к себе тайно, без афиширования, не планируя такие мероприятия и не занося их в протоколы царских приемов и аудиенций. А с какой ребячьей гордостью он слушал сегодня верноподданнические тосты, как упоенно внимал «гласу простого народа»…

Из глубокой задумчивости Лаврова вывела режущая боль в пальцах: вертя в руках будильник, он порезал палец об осколок взрывателя. Он поднял глава на Витте: тот, откинувшись на спинку кресла и сложив на груди руки, внимательно и, как показалось Лаврову, с долей насмешки наблюдал за своим гостем. Лавров кашлянул, отвел взгляд, сразу вспомнив и то, что молва приписывала великому реформатору дар чтения мыслей.

– Насколько я помню, ваше высокопревосходительство, газеты писали о троих злоумышленниках с «адскими машинами»? Двое из них имели какое-то отношение к Союзу русского народа, если не ошибаюсь?

– Если быть точным, то только один. Некто Казанцев. Именно ему полковник Герасимов прислал на подмогу двух своих «стипендиатов»[186], рабочих завода Тильманса Федорова и Степанова[187]. Тем заморочили головы: надо, мол, взорвать особняк высокопоставленного «предателя народных интересов». Казанцев специально съездил за бомбами в Москву, взял их – знаете у кого, Владимир Николаевич? У его высокоблагородия господина Буксгевдена, чиновника для особых поручений при московском генерал-губернаторе, – криво улыбнулся Витте. – От себя добавлю, что господин Бускгевден – один из активистов СРН. Итак, они ночью через крышу конюшни моего соседа, господина Линдваля, забрались на крышу моего особняка, спустили бомбы на веревках в печные трубы.

– Отчего же бомбы не ворвались?

– А вы заведите снова будильник на пару минут и вложите его в ящик, – предложил Витте. – Мне кажется, что вы сможете назвать причину неудачи мерзавцев сами.

Заинтригованный Лавров так и сделал. И, дождавшись сработки будильника, помещенного в тесный ящик, увидел, что молоточек не достает до взрывателей, бьет по стенкам ящика.

– Ящик слишком узок, – медленно констатировал он. – Вот чего не учли покусители…

– Совершенно верно, господин полковник, – кивнул Витте. – Сразу после неудавшегося покушения подрывники уехали в Москву, где Федоров, по наущению Казанцева, застрелил депутата Государственной дума профессора Иллоса. С новой бомбой эта парочка снова поехала в Петербург, чтобы довести дело со мной до конца. Однако Федоров, узнав из газет фамилию застреленного им профессора, понял, что стал марионеткой в чужих руках. И убил Казанцева ударом ножа в шею, когда тот снаряжал новую бомбу. А убив, пошел сознаваться в полицию. Герасимов запаниковал, отговорил убийцу от признания и спешно переправил его в Финляндию. Позже Федоров оказался в Париже и дал интервью газете «Матэн», в которой рассказал все подробности покушения и на меня, и на Иллоса.

– Я что-то слышал по этому поводу, – кивнул Лавров. – Федоров был арестован во Франции, но России его не выдали…

– Ну еще бы! – фыркнул Витте. – Еще бы: тогда голословное обвинение превратилось бы в свидетельские показания! Насколько я знаю, французский посол специально испрашивал Николая – заинтересована ли Россия и лично его императорское величество в выдаче бомбиста?

– И что государь?

– Николай ясно дал понять, что в России хватает проблем и без Федорова.

Помолчав, Лавров поинтересовался:

– В чем же все-таки вы видите причину такой ненависти к вам, ваше высокопревосходительство?

– Элементарно, – пожал плечами Витте. – Государь, как я уже упоминал, просто боится меня. К тому же он узнал, что я работаю над серьезной монографией, посвященной причинам войны с Японией и раскрывающей некоторые предшествующие войне события на Дальнем Востоке. Он неоднократно просил меня дать ему материалы этой монографии для высочайшего ознакомления – и сам, и через министра двора Фредерикса. Но я всякий раз отказывался – по причинам, которые вам должны быть понятны, господин полковник!

– Ваши опасения мне понятны, – кивнул Лавров. И, собравшись с духом, решил-таки спросить про то, о чем давно шептал весь Петербург. – Ваше высокопревосходительство, а с господином Лопухиным вы близко знакомы?

– С каким именно? – деловито нахмурился Витте. – Лопухины – древний дворянский род, возвысившийся, как вы, вероятно, знаете, благодаря браку Петра Первого и Евдокии Лопухиной. Я довольно близко знаком с действительным статским советником Владимиром Борисовичем Лопухиным[188], директором департамента общих дел МИДа…

– Ваше высокопревосходительство, я имею в виду другого Лопухина, экс-директора Департамента полиции, – с понимающей улыбкой поправил Лавров.