Я рвался обратно.

Как ни странно, все мы рвались обратно.

Туда, где, как казалось — и, собственно, так и было! — продолжалась реальная жизнь и реальная, мужская работа: защищать родину. Действовать, двигаться, чувствовать свою нужность и незаменимость. Там были лучшие.

Еще никогда я не видел такого мощного скопления лучших людей.

Да, они были разные — грубые, озлобленные, с матом и черными от копоти лицами, со слезами, когда читали письма от детей или складывали в кузов «двухсотых».

Но они были — лучшие. И я должен был быть рядом с ними.

— Останешься? — спросила Лика сегодня вечером, когда я пришел на нашу старую квартиру, куда наведывался ежедневно.

За десять дней моего отпуска мы размотали все клубки и клубочки, намотанные временем. Всегда говорили до поздней ночи.

А потом я брал такси.

И она закрывала за мной дверь.

Я ритуально несколько секунд простаивал перед ними, прислушивался к ее шагам. И — не слышал их: значит, она тоже стояла за дверями, прислушиваясь к моим.

Сегодня она спросила: «Останешься?»

Я обнял ее.

Она уткнулась головой в мою грудь.

И мне показалось, что ее волосы до сих пор пахнут дымом.

«Мой отчаянный боевой друг», — с тоской подумал я.

— Я вернусь, — сказал и открыл дверь.

Она отстранилась и серьезно кивнула.

И закрыла их за мной…

Теперь я стоял посреди Майдана — чистого, освещенного тысячей огней.

И пытался ответить на ее вопросы.

Да, Лика, я останусь. Я обязательно останусь.

Потом.

Когда вернусь окончательно.

А до тех пор мне надо решить много вопросов и сделать кучу дел, чтобы быть достойным твоего такого неожиданного возвращения.

А потом я буду возвращаться всегда — со всех, черт возьми, красных дорожек.

Обещаю.

Чувствуя себя сентиментальным дураком, который привозит кучу ненужных сувениров.

У нас будут дети — два мальчика, которые выкатятся мне навстречу с заспанными лицами и протянутыми руками. Или лучше: мальчик и рыженькая курчавая девочка — влюбленные до исступления.

Я вернусь, Лика, когда…

(Я бы хотел сказать тебе слова, которые когда-то слышал от тебя. Но ты же знаешь, как трудно их произносить…)

…Когда мы победим.

И без эмоций вспомним свою тревогу, гнев и отчаяние — но без гнева и отчаяния.

…Когда поймем, что воевать можно, имея в душе ненависть, гнев, боль, а побеждать только — с любовью.

И это — самое трудное, почему мне еще надо научиться.

Но обещаю — я научусь…

* * *

А еще…

…Когда- нибудь я первым войду в город, где Марина оставила сына.

И найду его.

Я знаю, она бы этого хотела…

Март 2012 — декабрь 2014 года