Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подразделение «Альфы» находилось среди нас. Когда нас выводили на пандус перед «Белым домом», я с удивлением узнал в офицере «Альфы» своего соседа по залу Совета национальностей».
* * *
Свидетельствует Себастьян Джоуб (Австралия):
«Поражение парламентариев было неизбежным. Здесь не было ничего неожиданного. Неожиданным было другое. Ниже по скверу, ведущему к Белому дому, я смешался примерно с двумя тысячами людей. Они выглядели, как любопытствующие, невооруженные молодые люди, которым не было и двадцати. Но они действовали, как протестующие.
ОМОН не смог оттеснить их назад. Они рвались в гущу схватки. К ним присоединялось все больше людей, в стремлении остановить танки, заставить умолкнуть пулеметы. Я был изумлен их усилиями повернуть ход событий, противопоставить решимость гражданского населения силе оружия, чтобы превратить поражение в компромисс.
И ельцинские снайперы начали убивать их. Они побежали. Затем вернулись. Снова и снова. Еще больше убитых. Молодые люди, внезапно застигнутые смертью. Их тела, и тела раненых в спешке проносили мимо меня к «скорой помощи», ожидавшей под мостом. Их унесли только тогда, когда Белый дом капитулировал. Я знаю, что в официальной истории их смерть будет описана лишь в черных и белых тонах, подобно сгоревшему дому, за который они пали».
* * *
Глава администрации Брянска Ю. Лодкин и Председатель Совета Министров Мордовии Ф. Тюрькин вытащены за волосы из машины Илюмжинова, выезжающей от Белого дома. Они шли, как миротворцы. Им разрешил Черномырдин. И вот произвол!
«Ложись, сука, на землю!»
«Мордой на асфальт, руки в сторону».
По раскинутым рукам бьют коваными сапогами. Норовят попасть в голову, по почкам. Как мне потом рассказывал Юра Лодкин, его спас головной убор. Били профессионально. Били и на Петровке, 38. Туда их привезли, как арестованных. Сперва провели сквозь строй ОМОНа, сквозь избиения и унижения… А в тюрьме один офицер, наблюдавший избиение региональных руководителей и парламентариев, не выдержал и закричал: «Прекратите! Что вы делаете?!. Остановитесь!»
* * *
Илюмжинов и Аушев сделали белый флаг из занавески Зорькина.
* * *
Илюмжинов не верил, когда по выходящим и сдающимся руцкистам был открыт огонь.
Убедился, когда пришел сам в Дом Советов. Пришел на три дня, заявив протест: остаюсь, мол, до тех пор – пока не снимут блокаду и не выпустят безоружных из Белого Дома.
По Илюмжинову и Аушеву стреляли… И слышен был приказ: «Илюмжинова – на поражение!».
Руцкой показал Илюмжинову и Аушеву свой автомат – он был в масле… Не стреляла и его охрана.
* * *
Президент Ингушетии, генерал, афганец Аушев не один раз обращается к войскам: прекратите огонь, дайте людям возможность покинуть здание. В ответ – танковые атаки, пулеметная стрельба.
* * *
Министр иностранных дел А. Козырев, выступая в теле-шоу Лэрри Кинга, сказал о защитниках Верховного Совета: «Да они же там все пьяные!» «Пьяные?» – переспросил Кинг. «Да-а!» – убежденно заявляет министр.
Мне довелось поинтересоваться у ополченцев о том, а не жалеют ли они о приходе в осажденный парламент? «Нам больно за Россию, – получил ответ. – Нельзя с ней обращаться, как с распутной девкой. А здесь мы защищаем не вас, а Закон!»
* * *
Спецназовцы уже брали этаж за этажом. Верхние этажи горели. Оттуда доносилась грустная песня:
– Наверх вы, товарищи,
все по местам!
Последний парад наступа-а-ет!
Врагу не сдае-о-отся
наш гордый «Варяг»,
Пощады никто-о не желает!..
* * *
Журналист Иван Болтовский приводит в газете «Правда» удивительный факт. Спецназовцы арестовали старика. Он сказал: «Не бойтесь, я поэт, а не бандит… Я прочту стихи. А потом сдавай меня или ставь к стенке…» И он стал читать Твардовского:
Я убит подо Ржевом.
В безымянном болоте,
В пятой роте, на левом,
При жестоком налете…
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю,
Наш ли Ржев наконец?
После чтения у спецназовца застыли слезы на глазах. Хорошо, что было темно. – Ну, а теперь веди, сынок, – закончил поэт.
* * *
Наконец-то вновь появился тот самый офицер из «Альфы», который выводил первую группу безоружных из Дома Советов. Он назвался Володей. Он ушел с предложением Руцкого – пойти на переговоры с руководством и дать возможность выйти всем.
Баранников и Иона Андронов просят «Володю» выступить перед депутатами. Тот соглашается. Необходимо убедить всех в назревшей капитуляции.
Офицер «Альфы» сказал неожиданно хорошо:
– Мы должны выполнить приказ – начать против вас штурм. Наша спецгруппа «Альфа» штурмовала в Кабуле дворец президента Амина, где почти все погибли. Но мы не хотим убивать соотечественников. Не хотим убивать безоружных в этом зале. Не хотим убивать депутатов. Глядя сейчас на вас, я вижу, что многие здесь подобны моему отцу и матери. Мы не хотим вас убивать! Но все равно вас теперь атакуют. Расстреляют из танков и ракетами вызванных уже сюда боевых вертолетов. Поэтому прошу – скорее сдавайтесь.
Было обсуждение предложения.
Решили – воспользоваться предложением «Альфы» и выйти под их прикрытием, чтобы не быть растерзанными дегенератами и пьяными омоновцами. Альфовец дал слово офицера, что не позволит над депутатами расправы лавочников.
Не все вышло, как сказал офицер «Альфы». И все-таки, все защитники Конституции благодарят «Альфу» за корректность, дальновидность, мудрость и надежность.
* * *
Хасбулатов произнес прощальное слово. Попросил прощения. Женщины заплакали.
Депутаты почтили память погибших минутой молчания.
Сергей Бабурин сказал: «Мы выполнили свой долг до конца и не наша вина в том, что армия, войска МВД и МБ предали Конституцию и свой народ. Мы должны выходить из этого здания с гордо поднятой головой…»
Вооруженные люди стали выводить депутатов. Руцкой и Хасбулатов остались. Румянцев крикнул: «Мы должны знать, с кем остаются Хасбулатов и Руцкой?!» Офицер ответил: «Полковник Проценко». Румянцев повторил: «Полковник, ваши офицеры поклялись честью, что с ними ничего не произойдет. Они сказали вам, чтобы вы страховали их от снайперов при выходе?»
Офицер вновь отозвался: «Ни один волос не упадет с головы Руслана Имрановича и генерала Руцкого…»
* * *
Хасбулатов видел из автобуса бронетранспортеры, омоновцев и бейтаровцев… В своей книге он десяток раз упомянет последних.
Он отодвинул занавеску и помахал друзьям-депутатам.