Клиника Бруки держалась на плаву, слава богу, потому что физиотерапия считалась важным методом лечения и Бруки говорила, что люди получают ужасные травмы, выполняя упражнения дома и принимаясь за слишком амбициозные проекты из серии «Сделай сам», – так что это была хорошая новость.

Бывшая жена Троя забеременела его ребенком и из-за пандемии решила, что хочет жить в Австралии. Ее Бедный Муж неохотно согласился переехать сюда. Трой решил, что хочет получить частичную опеку над своим ребенком, и Клэр согласилась. Бедному Мужу это не слишком понравилось. «Мама, перестань называть его Бедным Мужем, – сказали ей дети с веселой партизанской жестокостью. – Это биологический ребенок Троя».

Первый внук Джой должен появиться на свет к Рождеству. Младший сын всегда дарил ей лучшие подарки.

С Бедным Мужем Джой пока не встречалась, но собиралась быть особенно милой с ним, когда встреча произойдет, потому что у нее имелись ужасные тайные подозрения.

Она вспомнила один матч, когда Трой играл против своего судьбоносного врага Гарри Хаддада. Гарри послал мяч через весь корт так широко и размашисто, что любой другой игрок пропустил бы его, но Трой кинулся за ним. Ему пришлось забежать почти на соседний корт, но он не только дотянулся до этого невероятно сложного мяча, но и добыл то невозможное очко. Небольшая толпа зрителей ахнула, будто они спускались на американских горках. Даже Гарри нехотя хлопнул рукой по струнам ракетки.

Трой всегда бросался за невозможными мячами.

Но Клэр не теннисный мяч.

Она была разумной, интеллигентной девушкой, способной самостоятельно принимать жизненно важные решения, и, если Трою удалось бы каким-нибудь образом выманить ее из брака, это ведь не вина Джой, верно?

Джой ничего не могла сделать, чтобы изменить жизнь своих детей, то же касалось и их партнеров, сколько бы она ни закусывала губы, а она их закусывала, иногда до крови, и сколько бы Стэн ни бормотал себе под нос полезных советов, которые никто не слушал.

Иногда дети поступали в точности так, как их учили родители, а бывало, совершали все те вещи, от которых их предостерегали, и видеть, как они страдают от малейших разочарований, было тяжелее, чем переживать собственные самые значительные утраты, но потом дети вдруг делали что-нибудь настолько неординарное, настолько неожиданное и прекрасное, по личному выбору и совершенно самостоятельно, что это ощущалось как омовение ледяной водой в жаркий день.

То были прекрасные моменты.

Так Джой удавалось снова заснуть: вспоминая все эти прекрасные моменты, один за другим, ликующие лица детей, которые глядят на своих родителей, сидящих на трибунах, ищут их одобрения, их любви и знают, что она там есть, знают – Джой надеялась, они знали, – что она там будет всегда, даже после того, как они со Стэном уйдут, ведь такая любовь не кончается.

Сперва Бруки подумала, что вообразила сладкий запах, который вплыл в ее сознание, когда она обрабатывала гимнастические принадлежности антибактериальным спреем.

Она занималась этим с утроенной энергией, так как ее последний пациент упомянул в самом конце занятия, что сегодня утром проснулся с болью в горле, но он вполне уверен, что это не COVID. Потом он кашлянул. Прямо ей в лицо.

Люди идиоты. Нет, люди – герои. У Бруки были друзья, которые сейчас работали на отделениях интенсивной терапии и сталкивались с гораздо более серьезными вещами, чем случайный кашель, но все-таки люди – идиоты. Когда пропала мать, Бруки узнала, что, оказывается, можно держаться двух противоположных мнений одновременно. Она существовала в центре диаграммы Венна. Любила отца. Любила мать. Если отец был в ответе за смерть матери, она не бросила бы его. Бруки знала, что из них четверых она одна смотрела прямо в солнечное затмение такой возможности. Трой изображал, что осознает ее, но делал это лишь из притворства, будто он не любит отца.

Не то чтобы Бруки больше любила отца или меньше любила мать. Тело может найти равновесие между противоположными силами. Ум способен на схожие фокусы.

Что такое десять лет ее жизни с Грантом – провал или успех? Это был относительно короткий брак, который теперь завершался умеренно желчным разводом. Кроме того, это были длительные отношения, обросшие множеством счастливых воспоминаний, и закончились они в самый правильный момент.

Бруки резко втянула ноздрями воздух. Но что же это за аромат? Такой знакомый. Такой очевидный. И все же, очевидно, не очевидный, ведь она не могла определить его. Бруки изучила этикетку на флаконе – та же марка, какую она использовала всегда, но к успокаивающему запаху антисептика примешивался какой-то другой: выпечка?

Может, он из соседнего кафе? Теперь там готовили только кофе навынос. За столиками никого не обслуживали. Грустно было видеть столы и стулья, составленные друг на друга и пылившиеся в углу, да еще кресты из красного скотча на полу, чтоб держать людей на расстоянии друг от друга.

– Ну как, вы нашли свою мать? – спросила у Бруки только сегодня утром молоденькая официантка, подавая ей кофе.

– Нашли, – ответила Бруки. – Она в порядке. С ней все хорошо. Даже отлично.

В газетах поместили лишь небольшую заметку о возвращении Джой. В тоне сообщения читалась легкая досада. Люди не хотели, чтобы пожилая женщина оказалась мертвой, но немного разочаровались, когда выяснилось, что она жива.

– О, я так рада! – Глаза официантки блеснули над маской, что полностью опровергало теорию Бруки. – Так приятно услышать хорошую новость для разнообразия. Берегите себя!

– Спасибо, – сказала Бруки. Люди ужасны. Люди восхитительны. – Вы тоже себя берегите.

Бруки была одинокой самозанятой женщиной, переживающей пандемию. Она не могла ни с кем встречаться. Не могла ни поиграть в баскетбол, ни пообедать где-нибудь с друзьями. Все это заменили редкие выпивания в Zoom с приятелями и внезапные, напряженные и прекрасные моменты человеческого взаимопонимания вроде этого. Хотя и нелепые одновременно. Они теперь всем будут говорить: «Берегите себя!» – каждый божий день?

Нет, этот аромат не в ее воображении. Он из детства. Как скошенная трава. Обычно его сопровождал запах сигарет и духов «Шанель № 5».

Бруки поставила бутылку со спреем и, как во сне, прошла в приемную, а там… Вот он, стоит на столе. Яблочный крамбл. Еще теплый, только из духовки. Будто возник из другого измерения. С небес, из ада или из прошлого. Он был плотно обернут в алюминиевую фольгу. К фольге прилеплен исписанный от руки листочек. Почерк аккуратный, какой-то детский. Без заголовка. Текст начинался так: «Четыре средних яблока очистить, вынуть сердцевинки и нарезать кубиками».

Бруки открыла дверь кабинета и выглянула наружу, но не увидела никого, кроме пожилой дамы в маске, которая толкала перед собой тележку с продуктами и с хмурой яростью поглядела на Бруки, будто предупреждая, чтобы та не смела шагу к ней ступить.