стращал союзом со шведами, а последних союзом с поляками и, конечно, ничего не достиг подобными бесполезными хитростями. Со стороны Сигизмунда в 1600 году для переговоров о прочном мире прибыло в Москву посольство, во главе которого был поставлен искусный дипломат литовский канцлер Лев Сапега. Посольство это по обыкновению окружили приставами и держали как бы в плену, не позволяя никаких сношений с посторонними лицами, тянули переговоры около года и, не добившись никаких уступок относительно Ливонии, заключили двадцатилетнее перемирие. Точно так же велись бесполезные переговоры со шведами, от которых Борис не сумел воротить и одной Нарвы, столь важной для внешней русской торговли. Успели только подкупить нескольких нарвских граждан, чтобы те отворили ворота и помогли русским завладеть городом. Но заговор был открыт, и участники его подверглись казни.

Во время переговоров с поляками и шведами Борис думал употребить то же средство, которое так неудачно Грозный испытал с Магнусом, то есть сделать из Ливонии вассальное государство, посадив там иностранного принца, женатого на русской царевне. С этой целью Борис (в 1599 г.) призвал в Москву принца Густава, который был сыном сверженного с престола шведского короля Эрика XIV и изгнанником скитался по Европе. Как двоюродный брат Сигизмунда III и племянник Карла IX, Густав являлся опасным соперником тому и другому. Годунов хотел выдать за него свою дочь Ксению и до приобретения Ливонии назначил ему в удел Калугу с несколькими городами. Но Густав оказался человеком совершенно неподходящим. Во-первых, он не согласился покинуть католичество и принять православие, а во-вторых, не хотел расстаться с одной замужней немкой. За такое упрямство у него отняли Калугу и дали ему разоренный Углич; впоследствии, в Смутное время, он умер в Кашине (в 1607 г.).

Неудача с Густавом не охладила в Борисе рвение породниться с европейскими царствующими домами, в видах возвышения собственного рода. Он усердно искал невесты для своего сына Феодора и жениха для дочери Ксении. Феодор был еще очень юн и мог ждать; а красавица Ксения была старше его и близилась к поре девической зрелости. Второго жениха для нее отыскали там же, где найден был Магнус, то есть в датской королевской семье. С Данией уже давно тянулись у нас переговоры по поводу русско-норвежской границы в Лапландии. Этими переговорами воспользовались и сообщили королю Христиану IV о желании Бориса иметь своим зятем его младшего брата, герцога Иоанна. Московское предложение было охотно принято; ибо, кроме благополучного разрешения споров о Лапландии, Дания приобрела союзника против своей соперницы Швеции. Иоанну обещана в удел Тверская область; однако переговоры о перемене религии встретили упорный отказ; Борис согласился оставить зятю его протестантское исповедание и позволил ему построить кирху в Москве и в Твери. II августа 1602 года в Ивангороде принца Иоанна встретили московский боярин Михаил Глебович Салтыков и думный дьяк Афанасий Власьев, которые проводили его до Москвы; путешествие это обставлено было всевозможными почестями; по городам для принца и его датской свиты устраивали торжественные встречи и роскошные угощения. А самая торжественная встреча оказана ему была, конечно, при въезде в Москву. Первый царский прием герцога происходил в Золотой палате в присутствии всего блестящего двора; затем последовал пир в богато убранной Грановитой палате. Герцог, по нашим обычаям того времени, еще не мог видеть своей невесты; она же вместе с матерью смотрела на него из тайника, или смотрильной палаты, устроенной около верхней части Грановитой. Жених был красивый, статный молодой человек; он очень понравился царевне Ксении. Борис осыпал нареченного зятя дорогими подарками. Приступая к такому важному делу, как свадьба дочери, он по обычаю отправился с семьей своей на богомолье в Троицкую лавру. Но в его отсутствие жених тяжко заболел; причиной тому были усердные московские угощения и неумеренность принца. Царь поручил его лечение своим медикам-иноземцам, обещая им великие награды, и приказывал всем молиться о спасении принца. Но все было напрасно. 29 октября 1602 года Иоанн скончался. Борис и особенно его дочь были неутешны. Погребение отправлено с великой пышностью; набальзамированное тело принца похоронили под каменным сводом в лютеранской кирхе в Немецкой слободе. (Впоследствии при Михаиле Федоровиче, по просьбе Христиана IV, тело было отпущено в Данию.) Нашлись враждебные Годунову люди, которые обвинили его и в смерти нареченного зятя: он будто бы велел отравить принца, ибо опасался, чтобы тот впоследствии, опираясь на народную привязанность, не стал оспаривать престол у царевича Федора Борисовича. Это, несомненно, нелепая клевета. Но поводом к ней могло послужить то обстоятельство, что в самой среде, близкой к царю, были недовольные его намерением выдать дочь за еретика, то есть за иноверца. Такое неудовольствие особенно высказывал Семен Годунов, ведавший Аптекарским приказом, а следовательно, и придворными медиками, которым он будто бы по мере возможности препятствовал в успешном лечении принца.

Королева Английская Елизавета не без ревности следила за дружескими сношениями московского двора с датским и австрийским. Радея о торговых выгодах англичан в России, она отправляла Борису льстивые грамоты, оказывала особые почести его послам и даже предлагала найти его сыну невесту, а его дочери жениха из знатных фамилий, родственных английскому королевскому дому. По смерти герцога Иоанна Борис вспомнил об этом предложении и возобновил о нем переговоры; но случившаяся вскоре кончина Елизаветы (в 1603 г.) прекратила их в самом начале. В то же время царь обращал свои искания жениха и невесты в отдаленное Закавказье, к единоверным владетелям Грузии. Мы видели, что уже в царствование Федора Ивановича владетель кахетинский Александр предлагал свое подданство Москве. При Борисе он возобновил свое предложение; царь отправил к нему послом думного дворянина Татищева, имевшего также поручение поискать в Грузии жениха и невесту. Кроме того, по просьбе Александра царь велел московским воеводам выступить из Астрахани и Терской крепости, занять Тарки и в них укрепиться. Сначала предприятие удалось; шамхал снова бежал, и русские начали строить крепость в Тарках. Но между тем Александр Кахетинский, угрожаемый шахом Аббасом, признал себя его вассалом и дозволил своему сыну Константину принять магометанскую веру. Шах Аббас хотя и находился в дружеских сношениях с Москвой и даже прислал Борису в подарок старинный персидский трон, украшенный золотом и дорогими камнями, однако старался отклонить Грузию от связей с Россией. По его тайному приказу омусульманившийся царевич Константин умертвил своего отца Александра и занял его престол. Тогда Татищев покинул кахетинский двор, уехал в Карталинию и тут владетелю ее Юрию предложил вместе с подданством Борису отпустить в Москву прекрасную десятилетнюю дочь Елену и молодого родственника своего Хоздроя; первая