Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В феврале съехались в Москву выборные из городов и вместе с московскими чинами составили Земский собор. Число его членов простиралось свыше 450; большинство принадлежало духовному и военно-служилому сословию, которое было предано Годунову; да и самые выборы производились по распоряжению патриарха Иова и под надзором преданных Годунову чиновников. Следовательно, заранее можно было предвидеть, на ком остановится соборное избрание. 17 февраля, в пятницу, патриарх открыл заседание великой земской думы и в речи своей прямо указал на Бориса. Тотчас все собрание постановило «неотложно бить челом Борису Федоровичу и кроме него никого на государство не искать». После того два дня сряду, в субботу и воскресенье, в Успенском соборе служили молебны о том, чтобы Господь Бог даровал им государем Бориса Федоровича. А 20-го числа в понедельник на Масленой неделе патриарх и духовенство с народом отправились в Новодевичий монастырь, где подле сестры пребывал тогда Годунов, и со слезами молили его принять избрание. Но и на сей раз получили все тот же решительный отказ и все те же уверения. Тогда святейший патриарх Иов прибегает к крайним мерам, чтобы сломить упорство Бориса. На следующий день, 21 февраля, после торжественных молебнов по всем церквам столицы, он поднимает хоругви и иконы и идет крестным ходом в Новодевичий монастырь, призывая туда же не только граждан, но и их жен с грудными младенцами. Между собой патриарх и все архиереи уговорились, что если и на сей раз царица и брат ее откажутся исполнить народную волю, то отлучить Бориса от церкви, а самим сложить с себя архиерейские ризы, одеться в простое монашеское платье и запретить везде церковную службу.
Крестный ход был встречен в монастыре звоном колоколов; из монастыря вынесли икону Смоленской Богородицы. За ней вышел Годунов; пал ниц перед иконой Владимирской Богородицы и со слезами говорил патриарху, зачем он воздвигнул чудотворные иконы. Патриарх со своей стороны укорял его в противлении воле Божией. Иов, духовенство и бояре вошли в келию царицы и со слезами били ей челом, стоя на коленях; в то же время народ, толпившийся около монастыря, с плачем и рыданием падал на землю и также молил царицу дать своего брата на царство. Наконец инокиня Александра, глубоко тронутая этими мольбами, объявляет свое согласие и приказывает брату исполнить желание народа. Тогда и Борис, как бы приневоленный ею, со вздохом и слезами произносит: «Буди, Господи, святая Твоя воля!» После того все отправились в церковь, и там патриарх благословил Бориса на царство.
Трудно сказать, насколько во всех этих действиях было искренности с той и другой стороны и насколько тут участвовали лицемерие и заранее назначенные роли. С вероятностью, однако, можно предположить, что в общих чертах все делалось по тайному руководству самого Бориса и его близких клевретов. Есть известия, что приставы почти насильно сгоняли народ к Новодевичьему монастырю и принуждали его плакать и вопить; прибавляют, что клевреты, вошедшие с духовенством в келью царицы, когда сия последняя подходила к окну, из-за нее давали знак приставам, а те приказывали народу падать на колени; причем непокорных толкали в шею. Говорят также, что многие желавшие изображать плачущих слюной мазали себе глаза. Это со стороны народа. А со стороны Бориса неоднократные отказы объясняются сначала ожиданием избрания от великой земской думы, потом желанием придать своему согласию вид принуждения или подчинения настойчивой всенародной воле, а наконец, и самым русским обычаем, который требовал, чтобы всякая почесть, даже простое угощение, принимались не вдруг, а только после усиленных просьб. Рассказывают, что Шуйские едва не испортили всего дела: после отказа 20 февраля они стали говорить, что далее упрашивать Годунова не подобает и что надобно приступить к избранию другого царя. Но патриарх отклонил их предложение и устроил крестный ход на следующий же день. Рассказывают также, что бояре хотели избрать Годунова на условиях, ограничивающих его власть, и в этом смысле готовили грамоту, на которой он должен был присягнуть. Узнав о том, Годунов тем долее отказывался, чтобы при всенародных мольбах всякие ограничивающие условия сделались неуместными.
Согласись возложить на себя царское бремя, Борис Федорович, однако, не спешил ни коронованием своим, ни даже переездом в Кремлевский дворец. Он весь Великий пост и Пасху провел подле сестры в Новодевичьем монастыре и уже после того водворился на житье в царском дворце со своей семьей, то есть с женой Марией Григорьевной, дочерью Ксенией и сыном Федором; причем его въезд в Москву и водворение в Кремле были обставлены торжественными церковными церемониями и роскошным пиром. Опытный в делах политических, Борис хорошо понимал, что прочность его фамилии на престоле главным образом зависит от поддержки военно-служилого сословия; поэтому он и старался приобрести расположение сего сословия. Около того времени из Крыма пришли слухи, что хан Казы-Гирей готовится к новому набегу на Москву. Неизвестно, были ли эти слухи основательные или намеренно пущенные, во всяком случае, Борис ловко ими воспользовался. Он велел немедля ратным людям спешить на сборные места, а потом двинуть полки на берега Оки, к Серпухову, куда и сам прибыл в начале мая, окруженный блестящим царским двором. Тут он лично осматривал и устраивал собравшуюся огромную рать. Говорят, будто она простиралась до полумиллиона человек, будто никогда еще Россия не выставляла такого многочисленного войска. Помещики, то есть дворяне и дети боярские, старались показать особое усердие перед новым царем и почти все явились с полным числом вооруженных людей; а бояре изъявляли свое усердие тем, что на время отложили свои местнические счеты и беспрекословно занимали указанные им места. Несколько недель царь провел в военном стане под Серпуховом, щедро угощая ратных людей и осыпая их разными милостями. Наконец пришло известие, что хан, услыхав о царских приготовлениях, отменил свой поход; вместо