– Ну? – спросил Моржов, останавливаясь. Ему было ничуть не страшно – только интересно, как при встрече с инопланетянами или, например, настоящими упырями.

– Ты чо там Аркаше пиздел про деньги? – Пацан ладонью вытирал с лица пот. – Слышь, давай так… Мы не трясём тебя, не думай… Ты нам щас заплати по пятьсот на каждого, а завтра мы тебе хоть в футбол, хоть во что сыграем…

– А если не заплачу? – поинтересовался Моржов.

– Не заплатишь, так мы, блядь, снимемся с утра да упиздячим. Нам хера ли тебе помогать?

– Лёху откумарило ваще не по-детски, – пояснил другой упырь. – Мы в деревню за пивом сгоняем – отольёмся перед завтрашним днём. А то, блядь, не встанем… Лёху пидарасит, как суку, сам видишь, и нас тоже… Помоги, не будь мудаком…

Моржов покашлял в кулак и с выражением сказал:

– Отъебись от меня стоебучим поебом, злоебучая мандахуёвина, охуевшая от своей заебитости!

Потом Моржов тихонько толкнул откумаренного Лёху в грудь костяшками пальцев и пошагал своей дорогой, слыша, как Лёха с матом рушится в куст.

Прямо с раннего утра Розка накормила трудных завтраком, и Аркадий Петрович увёл их за Талку. Кажется, трудные завалились в траву досыпать – во всяком случае, ничего похожего на бейсбол Моржов в бинокль не увидел. Но предпочёл не дёргаться. Петрович обещал не подкачать, а сигнал к началу бейсбола – ракета Гонцова.

Гонцов был отправлен на дорогу ровно в девять.

Все, кто оставался в Троельге, сидели вокруг стола под навесом и смотрели на ельник – словно в привокзальном буфете в ожидании поезда. В десять сорок пять ракета Гонцова взмыла над ёлками, описала дугу и упала в хвойные волны.

– Взлетает красная ракета… – промурлыкал Моржов. – Подъём, господа. Комиссия прибудет через три минуты на первый путь. Прошу всех занять свои места у бойниц и амбразур. Дети и женщины идут в атаку впереди всех.

– Ну, ни пуха… – нахлобучивая панаму, пожелал всем Щёкин.

Щёкин и Костёрыч пошагали вдоль Талки вниз по течению. Розка, Сонечка и Наташа Ландышева пошли в кухню. Упыри направились к козлам, на которых уже лежала приговорённая к распилу шпала. Милена печально посмотрела на Моржова.

– Момент истины, Боря? – тихо спросила она.

– Апофеоз лицемерия, – возразил Моржов, бросил на землю окурок и шаркнул по нему подошвой.

Приплюснутая тёмная «тойота» Манжетова вкрадчиво вкатилась на волейбольную площадку, словно летающая тарелка. Дверки открылись, и комиссия полезла на свет. Прогноз Моржова сбылся на все сто. Проверять обвиняемых Манжетова, Шкиляеву и Каравайского приехали сами обвиняемые, а также две дамы из областного департамента образования. Одна дама была молодая и подвижная, в больших очках и бейсболке (как раз в тему), а другая – уже в возрасте и грузная, с цветастым платком на плечах.

– Какая прелесть!… – вертя головой, сразу восхитилась молодая. – Деревья, река, воздух!…

– …наш лагерь «Троельга»! – продолжала тарахтеть Шкиляева, не замечая приближающегося Моржова. – Это жилые корпуса, столовая с верандой, умывалка, спортивная площадка, туалет… Борис Данилович, а где дети?

– Здравствуйте, – сказал Моржов.

Манжетов хмуро кивнул и перевёл взгляд на Милену. Пожилая дама поджала губы. Каравайский Моржова не слышал, страстно вперившись в домик, где стояли теннисные столы.

– Здравствуйте! – жизнерадостно отозвалась молодая дама.

Моржов подождал, не представит ли Шкиляева его – комиссии, а комиссию – ему. Но Шкиляева обошлась без церемоний.

– Дети-то где? – напомнила она.

– Гуляют, – хладнокровно ответил Моржов.

– Как?! – поразилась Шкиляева, словно вокруг Троельги расстилались минные поля. – Почему не в лагере?!

– Они здесь уже двадцать восьмой день, – максимально внятно сказал Моржов. – Им здесь уже немного наскучило. Мы развлекаем их прогулками по окрестностям. Под нашим надзором.

– Дети не будут вам сидеть месяц на одном месте, – изнурённо, словно талдычила об этом уже сотню раз, сказала Моржову пожилая дама, зябко кутаясь в платок, и пояснила вдогонку: – Это же дети, а не взрослые! Надо понимать, честное слово!

Моржов не сообразил, чего ответить. Он ведь сказал то же самое, но почему-то вдруг почувствовал себя виноватым.

– Какой вы загорелый! – восхищённо заметила ему молодая.

Моржов в признательности слегка поклонился.

– Давайте осмотрим лагерь! – бодро предложила Шкиляева.

– Начнём с того корпуса! – Каравайский тотчас указал на домик, где стояли его любимые теннисные столы.

Пожилая дама устало вздохнула и слегка повернулась к домику, в который рвался Каравайский, но увидела упырей, пиливших шпалу. Даму словно парализовало. Моржов тревожно посмотрел на упырей в бинокль, но ничего особенного не заметил.

– Это кто?… – потрясённо спросила гранд-дама.

– Дежурные, – ответил Моржов и на всякий случай ещё раз посмотрел на упырей в бинокль. – Пилят дрова: готовить обед.

– Дети?… Пилят дрова?… – едва слышно переспросила дама-гранд. – У нас что, рабовладельческий строй?

– Нет, у нас печное отопление, – ответил Моржов.

– Я же привозил два баллона газа! – взвился Каравайский.

– Они закончились, – скромно сказал Моржов.

– Надо было сообщить администрации! – зыркнула на Моржова Шкиляева. – Жалобы в область вы писать можете, а своему начальству сказать не можете!

– Мы бы свозили баллоны на зарядку! – негодовал Каравайский за неиспользованный шанс. – Заодно и столы бы увезли!…

– Я в детстве так любила пилить дрова!… – мечтательно поделилась со всеми дама-джуниор.

Моржов оглядел её внимательнее. А дама-то была ничего себе. И не дама, а девка, ровесница Моржова, не старше. И без кольца на пальце. И без лифчика под блузкой.

– А я никому ни на что не жаловался, – сказал Моржов.

– Я ничего не понимаю… – тихо и сокрушённо призналась дама-гранд, перекрещивая концы платка на груди.

– А кто жаловался? – тотчас вцепилась в Моржова Шкиляева.

– Письмо было подписано Чунжиной, Идрисовой, Опёнкиной! – весело сообщила джуниорка.

– Это не важно, – тяжело произнёс Манжетов в сторону, продолжая глядеть на Милену.

– Я-а-асненько, – с угрозой заключила Шкиляиха, проигнорировав слова Манжетова.

– Это не важно! – раздражённо повторил ей Манжетов.

– А это что? – вдруг опять поразилась гранд-дама. Она указывала на шеренгу умывальников. Моржов еле сдержал порыв осмотреть умывальники в бинокль.

– Это умывальники, – неуверенно сказал он.

– Я вижу, что умывальники! – ответила гранд-дама.