Такое самозванное мессианство интеллигенции критиковал еще Маркс – сам, бесспорно, человек не низкого интеллекта: «…немногие избранные индивидуумы в качестве активного духа противостоят остальному человечеству как неодухотворенной массе, как материи… На одной стороне стоит масса как пассивный, неодухотворенный, неисторический, материальный элемент истории; на другой стороне – дух, критика… как элемент активный, от которого исходит всякое историческое действие. Дело преобразования общества сводится к мозговой деятельности критической критики»[442].

Действительно, пока «бездушная масса» рабочих, крестьян и инженеров Чехословакии каждый день снабжала творческую интеллигенцию всеми материальными благами, та – тоже каждый день – критиковала своих кормильцев за пассивность, отсталость и бездуховность.

В ноябре – декабре 1967 года КГБ в своих оценках ситуации в Чехословакии констатировал, что там царит фактическая свобода слова, которая создает предпосылки для распространения «буржуазной идеологии, враждебной социализму пропаганды». В газетах создана атмосфера «гонения честных коммунистов», происходит «подрыв руководящей роли КПЧ в обществе». Причем отмечался и всплеск антисоветской пропаганды: как отмечал КГБ, советские люди в СМИ изображались «отсталыми и забитыми»[443]. Виновным в раздувании националистической и антисоветской пропаганды в КГБ считали директора государственного телевидения Иржи Пеликана[444].

Нельзя сказать, что КПЧ вообще не предпринимала никаких усилий, чтобы противодействовать росту влияния антисоциалистических по своей сути сил среди творческой интеллигенции. Помимо уговоров Новотный после 1964 года пытался селективно и очень осторожно применять и административные меры[445]. В 1964-м была введена формальная цензура в СМИ. В 1965 и 1967 годах ЦК КПЧ принимал специальные решения о неблагополучном положении в философии. И при этом критикуемые КПЧ книги философов-либералов продолжали издаваться многочисленными тиражами, а Институт философии Академии наук открыто критиковал постановления ЦК.

В 1967 году Дубчек и его друзья хотели использовать интеллигенцию как таран против Новотного с тем, чтобы самим прийти к власти. В то же время интеллигенция хотела использовать самого Дубчека, чтобы его руками убрать Новотного, а потом отстранить от власти и самого Дубчека, и компартию в целом. Пока (на конец 1967 года) интересы этих двух групп совпадали – надо было устранить Новотного и его соратников из высшего руководства партии. Но друг для друга эти группы «реформаторов» (либералы в партии и среди интеллигенции) представляли именно то, о чем писал Маркс, – материю, материал для удовлетворения собственных политических амбиций.

Один из «интеллектуалов-либералов» 60-х годов Зденек Гейзлар[446] так писал уже в эмиграции в ФРГ о союзе между «реформаторами-коммунистами» и творческой интеллигенцией: «Представители этого направления (оппозиционно настроенные интеллигенты – Прим. автора.) пользовались большими возможностями действия, так как заняты были в трудно контролируемых сферах и имели большое влияние на общественное мнение. Барьер между коммунистическими и некоммунистическими интеллектуалами вскоре был уничтожен, и общая платформа была выработана в научных институтах, редакциях и учебных заведениях. Важные центры этих сил возникли уже в первой половине 60-х годов в Социалистической академии и во влиятельных культурно-политических еженедельниках Союза писателей – „Литерарни новины“ и „Культурны живот“ в Словакии. Во второй половине 60-х годов такие центры образовались в организациях Союза писателей и в других союзах, в Чехословацкой и Словацкой академиях наук, в вузах, а с 1968 года – в редакциях газет и журналов, а также на радио и телевидении»[447].

Дубчек писал в своих мемуарах, что «в 1967 году столкновение между сторонниками и противниками реформы (какой конкретно? – Прим. автора.) стало неизбежным»[448], хотя и не объяснял, в чем, собственно, эта неизбежность заключалась. Новотный безуспешно пытался, по словам Дубчека, заставить замолчать оппозицию в словацкой компартии, хотя в чем конкретно эти попытки заключались, Дубчек тоже предпочел умолчать.

На самом деле «либералы» и «реформаторы» чувствовали, что почва уже уходит у них из-под ног, так как именно в 1967 году стали проявляться негативные моменты столь широковещательно объявленной экономической реформы. На заседаниях ЦК КПЧ в мае 1967 года многие партийные работники с мест подвергли реформу острой критике. В этих условиях Дубчек опасался, что Новотный консолидирует свои позиции в партии и стране, и убрать его станет очень трудно.

Поэтому противостояние против «сталинистов» и «догматиков» следовало перенести в политическую сферу. Группа Дубчека выпустила на сцену уже изрядно осмелевших при «сталинисте» Новотном «интеллектуалов». До этого Новотный, по мнению Дубчека, изрядно подпортил свои связи с интеллектуалами, когда на пленуме ЦК КПЧ в октябре 1966 года раскритиковал, например кинематографистов за пессимизм и увлечение формой в ущерб содержанию. Новотный ставил в пример деятелям искусства техническую интеллигенцию, которая не на словах, а на деле пытается сделать жизнь людей в стране лучше.