Лиан стал лихорадочно прикидывать. Вчера ночью он брел по лесу не меньше двух часов. Чтобы попасть на этот паром, Каране пришлось бы встать задолго до рассвета. Лиан бегом спустился обратно на пристань и замер там в нерешительности. Потом он снял мешок и сел под дерево, поглядывая то в сторону Нарна, то на спускавшуюся с обрыва тропинку. На тропинке никого не было. Время шло, Лиан стал беспокоиться, вскочил на ноги и начал нервно расхаживать по пристани.

Где же она?! Ей давно пора было бы прийти на пристань! Лиан решил оставить мешок у причала и немного пройти по тропе в обратном направлении, просто подняться на обрыв, чтобы посмотреть, не идет ли Карана со стороны леса. Он спрятал мешок в кустах и припустил вверх по тропинке.

Очутившись наверху, Лиан оглянулся. Паром уже почти доплыл до Нарна. На каменистой тропе не было никаких следов, даже его собственных; тропа же была пуста вплоть до густого леса, маячившего в отдалении.

У Лиана защемило сердце. С Караной что-то случилось! Наверно, Тензор умудрился переправиться через реку и какими-то своими тайными приемами заманил девушку в ловушку! Он уже вчера начал давить на сознание Караны. Вот почему она прогнала его! А ему, Лиану, надо было не удирать, а остаться и помочь ей отбиться от врагов. Какой же он все-таки идиот! Жалкий трус!

Лиан понял, что он делает, только когда преодолел по тропе уже половину расстояния до леса. Чем дальше он продвигался, тем тревожнее становилось у него на душе. Наконец он уже не шел, а бежал, потом припустил во весь дух, не смея остановиться, чтобы передохнуть. У него закололо в боку и зашумело в ушах, а он все бежал и бежал, карабкался по оврагам, прыгал через ручьи, судорожно хватая ртом воздух, несся по полянам. Наконец он добежал до речки, у которой они ночевали, и бросился вдоль по берегу. Добежав до поляны, где стояла палатка, он встал как вкопанный.

Вокруг царила мертвая тишина. Лиан слышал только собственное прерывистое дыхание. Поросший травой пригорок погрузился в густую тень. Воздух был сырой и холодный. Вокруг безучастно возвышались вековые деревья. Палатка находилась на своем месте, и Лиан почувствовал волну облегчения: значит, Карана просто решила задержаться тут еще на денек!

— Карана! — крикнул он, но ответа не последовало.

У Лиана по коже побежали мурашки. Он подошел к палатке и увидел, что она вся изорвана. Сквозь прореху он заметил мешок Караны. Мешок тоже был порван. Тут же валялось его втоптанное в землю содержимое. Внутри палатки лежала куча одеял. Лиан поднял одно из них. Оно было изрезано и вымазано запекшейся кровью. Остальные одеяла были в таком же плачевном состоянии. Лиан вытащил все из палатки. Земля под одеялами тоже была пропитана кровью. Крови было так много, что никто не пережил бы такой ее потери. Поняв это, Лиан рухнул на землю и зарыдал.

Когда Феламора наконец направила лодку в тростник, солнце клонилось к закату. Десять часов назад она освободила из Фиц Горго Магрету, и сейчас та сидела, прислонившись к борту. Девушку знобило, и она почти не понимала, что с ней происходит. Под ее израненными ногами переливалась черная зловонная каша из грязи и болотной воды. Лодка дернулась, наскочив на прибрежную кочку. Магрета застонала, приоткрыв впавшие глаза с пожелтевшими белками.

Феламора шагнула в мутную воду и вытащила суденышко на берег, хотя в высоком тростнике течение его и так не унесло бы. Феламора расправила тростник, примятый лодкой, чтобы никто не догадался, что они пристали к берегу именно здесь. Затем она снова вышла на берег и осмотрела островок, к которому причалила. Везде была жидкая глубокая грязь. Она налипала Феламоре на сапоги, тянула ее ноги книзу. То и дело увязая в этой жиже, Феламора пробралась сквозь тростник на противоположный берег острова. Она не нашла ни клочка твердой земли: всюду была холодная серая грязь, а посредине островка возвышался ствол давным-давно засохшего дерева. Солнце коснулось горизонта, и над водой стал собираться туман. Ночь обещала быть темной и холодной.

Вернувшись, Феламора обнаружила Магрету, перегнувшуюся через борт: ее тошнило. Когда Феламора подошла к лодке, Магрета взглянула на нее, но тут же снова перевесилась за борт, поскольку у нее начался новый приступ рвоты. Феламора невозмутимо наблюдала за ней.

— Придется заночевать в лодке, — сказала она, когда Магрете немного полегчало. — Кругом одна грязь… Дай-ка, пока еще светло, я осмотрю твои раны.

Феламора подняла рубаху на спине у Магреты.

— Вот здесь в рану попал яд, — произнесла она, нахмурившись. — Очевидно, тебя пытали отравленными инструментами. Ну ничего, у меня есть мазь, которая тебе поможет.

Феламора прошла на корму лодки и стала рыться у себя в мешке. От холодного ветра у Магреты заныла спина. Отыскав нужную баночку, Феламора вернулась к Магрете и смазала ее раны. При каждом прикосновении пальцев Феламоры девушка содрогалась от боли. Вскоре мазь подействовала, и боль начала утихать.

— Мне нечем перевязать тебе раны. На, надень вот это! Теперь они быстро заживут. — Феламора вынула из мешка длинную просторную рубашку, ткань которой, показавшаяся Магрете легче шелка, ласково прикоснулась к ее горевшей коже.

На следующее утро Магрета проснулась поздно и обнаружила, что лодка уже скользит по бесконечному заросшему деревьями болоту. Вода в нем была чайного цвета. На ней качались пожелтевшие листья, опавшие с росших здесь повсюду сардовых деревьев. Они были высокими — не менее двадцати саженей в высоту. Эти деревья, необъятные у основания, немного выше делились на несколько более тонких стволов. Их мягкая кора, по цвету и на ощупь напоминавшая пергамент, свисала с ветвей широкими полосами, плавала в воде длинными лентами. В просветы между листвой светило низкое солнце. Лодка, как безошибочно определила Магрета, направлялась почти прямо на север.

— Доброе утро, — сказала девушка Феламоре, управлявшей их суденышком, сидя на корме.

Феламора, судя по всему проведшая ночь в размышлениях над провалом Магреты, ничего не ответила, искоса взглянула на нее и отвернулась с недовольным видом. Все утро они плыли строго на север. Даже огибая островки, Феламора старалась как можно скорее снова взять прежний курс. В полдень Магрета еще раз попыталась заговорить с Феламорой:

— Куда мы плывем? Почему все время на север?

— Замолчи! — прикрикнула на нее Феламора. — Я больше тебе не доверяю и не собираюсь рассказывать о своих планах. Хватит вопросов! Я потратила столько времени и сил на твое обучение, а ты меня так подвела!

Феламора отвернулась — разговор был окончен.

Магрета закрыла глаза, уткнулась лбом в борт и постаралась заснуть. Она проспала на плавно покачивавшемся дне лодки большую часть того и следующего дня. Как ни странно, ее сны были тихими и приятными. Лишь один раз она пробудилась с криком ужаса: ей привиделись вельмы. Феламора обняла девушку за плечи и стала гладить ее покрытый холодным потом лоб, что-то тихо приговаривая на языке феллемов. Засыпая, Магрета подумала, что в глазах Феламоры мелькнуло то, чего она никогда в них не видела, — жалость. Жалость! А может быть, скорбь? А ведь Феламора никогда не позволяла себе показывать окружающим ни жалости, ни скорби.