обустраивали сады вокруг дома, Лео нам помогал. Потом я чесала Куролеся, затем шила для домика Кулька новые занавески.

— Госпожа Габриэль, — сказал карлик. — Позвольте, я сделаю вам подарок на прощание.

Удивительный, добрый малыш. Его честность родила внутри моего сердца нечто прочное. Он один не спорил, не гневался на судьбу — грустил тихо, молча, а если и плакал, то делал это тайно. Кулек принял сказанное и смирился, доверяя нам с Марком сделать важный шаг.

— Конечно. Я буду рада.

Человечек улыбнулся, порылся во внутреннем кармане куртки, и вытащил амулет на тонкой золотой цепочке. Камень в звездной оправе был черным, но его темнота не страшила. Чтобы попасть в царство грез, тоже нужно впустить мрак…

— Я нашел его в озере далеко отсюда. Камень пришел извне, он хранит в себе чертоги неизведанного — глубины космических бесконечностей как глубины чувств. Я знаю, люди умеют творить любовью, и верю, что… — голос его сорвался от волнения. — Что вы тоже сможете, госпожа. Я знаю, вы вернетесь.

Я быстро повесила камень на шею и крепко обняла шуршакала, подхватила на руки. Мы долго стояли, слушая дыхания друг друга, и я верила, что он прав. Теперь предстояло доказать остальным, что темнота — лучшее начало опасного пути.

Настал вечер. Мы как всегда собрались в столовой за большим столом. Ели молча, порой кто-то заводил тихие разговоры, но они быстро прерывались. Я выждала, когда все примутся за чай, и поднялась.

— Ребят, послушайте, пожалуйста… — Все поглядела на меня, но смущения я не чувствовала. — Хватит. Я не должна быть поводом для грусти. Тс! — это мама открыла было рот что-то сказать. — Пожалуйста, дослушайте. И лучше ничего не говорите, просто почувствуйте. Все мы уходим, каждый в свой час. Если моя тропа оказалась короче, это не значит, что вы должны орошать её слезами сочувствия, теплыми и родными. Конечно, они омоют мои ноги, исцелят раны, но шагать не станет легче, ибо я буду знать, что ступаю по вашей боли. Нам всем тяжело, и вряд ли после нашего с Марком ухода вы скоро сможете отпустить эту тяжесть. Не потому, что мы исключительные… Не потому, что любим друг друга и стали одной семьей. Вам кажется, что мы отправляемся в безысходность, но я вижу иное. Мы уходим, но будем с вами всё равно. Разве когда кто-то погибал, мы прощались навсегда? Разве это правильно — отдавать свое время тоске, когда нужно так много сделать для родины? То не повод забросить приятные хлопоты, не причина тратить часы на слезы! Даже если навсегда — надежда поборет вечность. Даже если насовсем — мы будем принадлежать друг другу сердцами. И небо нам поможет. И бури спасут от засухи. И новое молодое солнце согреет, я уверена. Это, конечно, не значит, что ты старичок, — улыбнулась я Марку, и он не сдержал смешка. — Я не была готова, когда узнала. Сопротивлялась, плакала, страдала… Но сейчас я смирилась. Прежде всего ради всех вас. Какой меня запомнят? Напуганной, из последних сил цепляющейся за возможность задержаться? Лучше уж я уйду с улыбкой, чтобы она освещала ваши дни, и буду твердо уверена, что без меня, без нас здесь хоть и станет чуточку печальнее, но жизнь-то продолжится, и грозы с солнцем родят ещё множество прекрасных радуг…

Мы покинули Атру десятого октября, в прохладный солнечный день. Ушли рано утром, обняв и поцеловав каждого члена новой большой семьи, взяв с собой минимум вещей — книгу Марка, дорогие сердцу подарки, семена Атры и заклятое оружие… Нас провожали не слезами — вняв моей просьбе, над головами грохотал гром и тучи разрывали розовые лучи солнца. Новый глава Солнечного клана стоял рядом с прежним главой Грозового, у которого на руках агукало самое прекрасное творение человека — дети. Мэй прижималась к груди Дэра, маму обнимал Ласс. Бэйт и Чэйн стояли вместе, даже возле Бирна стояла какая-то солнечная красавица… Я была спокойна за них — за каждого. И где-то высоко, наверное, создавалась радуга, но её мы так и не увидели. Не всегда глазам предстает ответ, иногда его можно узреть лишь внутри себя.

Марк не обернулся, и я молча смотрела вперед. Пешком по знакомой земле. Твердым шагом прочь от Атры. Далеко, глубоко в неведомое. Так закончился один путь и начался другой.

Эпилог

— Куда теперь?

— Честно говоря, не знаю, Габ. Я видел там какой-то огонек. Возможно, костер.

Бесконечные блуждания под небесами, которых я не ведала. Мы не страдали ни от голода, ни от холода, но разум подкидывал старые образы, и боль охватывала сердце. Дом. Новый. Или вечное скитание?

— Неважно, — улыбался Марк. — Прошло уже несколько месяцев, а ты жива. Если придется жить в глуши, в хижине, я готов, малышка.

Я считала иначе. Не такой жизни мне хотелось для него. Марк, хоть и бывший затворник, любил общаться, он заслужил теплый дом, друзей, новый цветущий сад… А не меня, запутавшуюся в судьбе. Однако эти мысли я держала при себе, потому что стоило завести разговор на тему возвращения, и супруг свирепел, начинал ругаться, после чего непременно отчитывал меня за глупость.

Когда нас охватила белая пелена, что таил колодец, поначалу я не почувствовала ничего. И только потом тело как будто растворилось, онемело, перестало мне принадлежать. Я даже руку Марка не чувствовала, и пыталась закричать, но не смогла.

Мне приснился какой-то красочный сон, но, едва мы оказались вне дома, я тотчас забыла его. Знаю только, что оба видели море, и оно пело знакомым голосом.

Здесь росли похожие деревья, и Марк говорил, что ощущает знакомые токи. Но вместо привычной белой луны на небе сидела крупная, зеленоватая, и мне всё чудилось, будто она дружески нам подмигивает…

Когда мы вышли на полянку, я первым делом увидела обнимающихся мужчину и женщину, и ужасно смутилась. Вот ведь некстати нагрянули! Мешать влюбленным не хотелось, но они уже обернулись, и мужчина поднялся на пару мгновений раньше женщины. А, точнее, девушки, потому что была она совсем юной. Светлые кудрявые волосы, темные серые глаза, похожие на пасмурное небо, но с серебряными искрами нежности у зрачков. А мужчина высоченный, даже выше Марка, рыжеволосый и