друге. И вот последнее письмо от Нины от 30 декабря 1976 года, больше похожее на исповедь. В нём она сообщит, что в январе 1977 года её внучке Оле, дочери Саши, исполнится 12 лет. Заметьте, читатель, своей внучки, но не внучки Фёдора Абрамова, о рождении которой в 1965 году ему даже не сообщили.

«Здравствуй, Фёдор!

Сегодня мне приснился сон, как будто я была в Кисловодске и забыла взять с собой твой адрес и не могла написать тебе письмо, а проснулась и у меня была полная возможность сделать это, так что ты не очень огорчайся. Жизнь очень сложна, сейчас вспоминаю, как прочитанную книгу. <…>

Всю прелесть жизни я находила в труде, учёбе. Я целиком и полностью, помимо своей основной работы гл. бухгалтером, была загружена профсоюзной и партийной работой в коллективе.

И вдруг всё оборвалось…

В декабре 1973 г. похоронила мужа, а в апреле 1974 г. по льготам Крайнего Севера вышла на отдых и переехала с мамой в Тулу.

Воркута построила кооперативный дом, но мне в Туле очень не нравится вода, и я большую часть времени нахожусь на Украине у тёти, и у меня здесь много двоюродных братьев и сестёр.

А свою сестру Надю я похоронила в Воркуте 28/III–1976 г.

Я счастлива, что у меня хорошие дети – очень чуткие и нежные к нам. В 1976 году пришлось быть у них дважды.

К 8 марта дети прислали мне путёвку, и в апреле этого года я была в Кисловодске. Дети здоровы, работают.

У Саши одна дочь – Оля. 25/I–77 г. ей будет 12 лет, так что я давно бабушка. Вспоминаю, как меня в санатории Кисловодска поздравляли с этим жизненным титулом. Вот так и живём.

Тула мне нравится своей близостью к Москве и прямыми поездами на юг, но присматриваюсь, возможно, произведу обмен квартиры. Квартира большая, 58 кв. м, 4-й эт., а сколько придётся жить, неизвестно. Ну вот, пожалуй, и всё. Передавай привет Люсе.

Если можешь, напиши мне, как твоё здоровье, над чем работаешь, как Мария, Василий и Уля? Только пиши без всяких крайностей, а то может мама прочитать.

С приветом, Нина.

300039, г. Тула-39, Макаренко, 13… Кашиной Н. А.

P. S. Хотела положить фотографии, но в конверт не вмещаются».

Ответил ли Фёдор Абрамов на это письмо Кашиной, мы не знаем. Да и так ли это важно?

Последние годы жизни Фёдор Александрович поддерживал очень крепкие дружеские отношения с сыном Нины Александром. Всегда был отзывчив на его просьбы, помогал добрыми делами, и Саша отвечал ему взаимностью. Его письма Абрамову были наполнены искренней добротой к дорогому Фёдору Александровичу (именно так Саша называл Абрамова в своих письмах), а заканчивались словами «Ваш Саша». В письмах неизменно был «поклон Людмиле Владимировне, Галине Михайловне» и «привет от мамы».

И кончина Фёдора Абрамова была для Саши таким же горем, как и для всех тех, кто его знал и любил. Как и его мать, Саша успел проститься с Фёдором Абрамовым в Ленинградском доме писателя. Но на похоронной процессии в Верколе он не присутствовал.

Можно было бы вовсе не раскрывать перед читателями эту страничку биографии Фёдора Абрамова, надёжно скрыв её в море житейского и творческого архива писателя. Но были бы мы тогда честны перед самим Фёдором Александровичем, сохранившим для нас эту переписку? Наверное, нет. Ведь истина, и так всегда считал Абрамов, превыше всего.

И всё же думы о сыне будут жить в душе Фёдора Абрамова всю жизнь. Это будет его личная боль, его крест, его надежда. Зимой 1974 года в своём дневнике он сделает такую запись:

«У меня нет сына. Моё дерево бесплодно. От него не пойдут молодые побеги. Но появится же однажды мальчик в Верколе, который с изумлением скажет: вот здесь он жил, вот здесь он ходил, вот здесь он купался… И для этого мальчика я, быть может, стану больше, чем породивший его отец».

Что имел в виду Фёдор Александрович, записывая такие строки?

О каком мальчике были его помыслы?

И вообще, почему появилась такая запись?

«Не судите, да не судимы будете», – гласит одна из главных библейских заповедей.

На эти вопросы мог ответить только сам Фёдор Абрамов. Впрочем, он уже сам нам на всё ответил.

Часть 13. «Достоевский – мой любимый писатель…»: Два Фёдора – связь эпох

Предчувствую, что кто-нибудь из читателей непременно вспыхнет нелестным словом в адрес автора, упрекнув: мол, нашёл, с чем сравнивать! И всё же предложу не горячиться, ибо сравнение не такая уж плохая вещь, если желаешь познать дедукцию в слове.

В письме Фёдору Абрамову, написанному 1 февраля 1961 года, его давний знакомый Иван Фролов дал весьма занимательную «классификацию писателей», опровергнуть которую очень сложно:

«Есть две категории писателей. Одни, уважая читателя, считая его равным, стараются быть немногословными, пишут так, чтобы заставить читателя думать вместе с автором. Другие, считая себя очень умными, рассчитывают на дураков, боятся, чтобы их не поняли превратно, и размусоливают на несколько страниц так, где можно сказать несколькими словами. А читатель дураком считать себя не хочет… Есть ещё одна категория писателей-эстетов, которые пишут на избранных… и бог с ними. Пусть пишут… Но кто их читать будет? “Избранных”-то не так уж много».

Из текста нетрудно догадаться, к какой категории писателей причислял автор письма своего друга.

Вдумчивому читателю во все времена было свойственно анализировать, сопоставлять, мыслить над текстом, искать в нем «похожести» с прочитанным ранее. И в ответ на вопрос: «Где же я это всё читал?» – вспоминаются писательские имена, чьи произведения ярче запечатлелись в сложном лабиринте памяти. Да и так называемый «литературный центризм», который никто ещё не отменял, подталкивает к этому.

Однажды Фёдор Абрамов получил довольно необычное письмо. Оно было написано 6 ноября 1978 года студенткой Йенского университета, что в Германии, Верой Нагель, которая, прочитав что-то из абрамовского, не скрывая своего любопытства, спрашивала у писателя: «Когда я читала Ваши книги и рассказы, мне казалось, что Вы продолжаете великие традиции писателей 19-го века. А можно узнать, каких именно?»

Что Фёдор Абрамов ответил Вере Нагель на нестандартный для себя вопрос, мы не знаем. Вряд ли он мог указать на кого-либо из представителей «золотого века литературы».

И всё же студентка из Германии, читая произведения Фёдора Абрамова, смогла разглядеть ту грань литературного слова, которую многие исследователи его творчества не замечали как при жизни писателя, так и после. Читательскую интуицию не обманешь!

И вправду, интересное сопоставление: Фёдор Абрамов и писатели XIX века. Есть ли связь?

Отметим, что действительно находились читатели, кто видел в произведениях Фёдора Абрамова не только гоголевскую нотку, но и чеховский