Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Но если Клаус пригласит ее погулять после ужина (ого!), говорить они станут исключительно о привидениях.
– Зофи! А почему тебя называют баронессой?
Вот дела! Ни Марты, ни Хильды, испарились, словно призраки на Эйгере. А Клаус… Красивый он, конечно, да только откровенничать с таким геометрия не велит.
– Сама удивляюсь, – наивно моргнула семиклассница Зофи Ган. – Ой, а куда девочки ушли? Это ты их попросил?
…Нет, Андреас лучше. И сравнивать нечего!
* * *
«Здравствуй! Письмо пересечет несколько границ, поэтому буду называть тебя просто С. Не обидишься? Мне так посоветовал папа, он недавно приезжал, и это был для нас с мамой настоящий праздник. Папа дал адрес, как он сказал, na derevnyu dedushke, но почему-то он уверен, что письмо дойдет. Наверно, потому что папа – немножко колдун. Когда я ему говорю об этом, он смеется, но при этом запрещает читать вслух книгу «Коррактор». Отчего именно вслух, не говорит, только я знаю. Но это секрет. Тс-с-с!»
Письма в интернате раскладывают по ячейкам. Над каждой – буква из алфавита, а все вместе – большой ящик, прибитый к стене в прихожей главного корпуса, бывшего игуменского. Зофи забегала туда редко. Незачем, писем не ждала. Иногда только бросала взгляд на ячейку под буквой «Г» – и шла себе дальше.
Но вот сегодня пришло, причем в чистом конверте. Ни марки, ни адреса, только «Зофи Ган» чужим почерком по белой бумаге.
«Папа сказал, что я могу тебе помочь, Я вначале очень удивилась, мне только-только исполнилось одиннадцать. Живу в чужой стране, скучаю по папе, утешаю маму, когда она плачет. А еще дерусь с мальчишками в школе, потому что они ругают немцев. Это неправильно! Немцы – разные. Есть папа, есть его друг, который очень любит цирк. Есть те, с кем ты, С., познакомилась в Германии.
Папа говорит, что ты настоящая валькирия. Мне такой не стать, я маленькая, темноты боюсь. Но. Моя. Рука. С. Тобой. U ime boga Crnog, u ime Mlina, u ime Nebeskog kamena!
Не бойся, это не из «Коррактора», просто, чтобы надежней было».
На всю страницу – контур детской ладони, обведенный зелеными чернилами. Зофи приложила свою и почему-то вздрогнула.
«Я буду тебе иногда писать, если ты не против. Внизу – адрес, это главпочтамт в Осло, но твой ответ мне передадут. Папа и я об этом позаботимся. Твой знакомый доктор просит передать, что очень по тебе скучает. И еще одна женщина с именем на букву «И», но я ее ненавижу. Подрасту – брошу вызов. Odbor Pravih нас рассудит. Держись, С.! Я далеко, но я все равно – рядом. Твоя заочная подруга К. Rotfront!»
6
– Р-руки назад! – рявкнул роттенфюрер-эсэсман, – Па-а-ашел!
Добрый однако! Мог бы и прикладом двинуть.
Над Бухенвальдом, Городом Солнца, сиреневые сумерки. Всех уже загнали в «блоки», поэтому идущий между бараков заключенный засветится ясным месяцем. А под конвоем – в самый раз, почти как в шапке-невидимке.
– Возьмешь чего? Шнапс есть, шоколад, сигареты, французские, между прочим.
И голос иной, и тон. Оборачиваться Иоганн Вайс не стал, привык к подобным метаморфозам.
…Сигареты нужны, они тут вместо валюты. Попросишь чего, отвали парочку – или даже полпачки в зависимости от просьбы. Вроде смазки в подшипниках, чтобы крутились без шума и дыма. Но шоколад… Половина плитки в день – и можно выжить, проверено. В «блоке-5» парню из Праги совсем плохо…
– Шоколадку и пачку сигарет. Только у меня денег сейчас не хватит.
– Кредит – тридцать процентов в день, – отозвался Вилли-роттенфюрер. – Тебе, так и быть, без процентов, добрый я сегодня. На обратном пути передать?
– Ага.
Роттенфюрер куплен с потрохами, причем продался сам и очень охотно. Для него Вайс, номер 30970, не бывший красный комиссар, а криминальный с зеленым «винкелем». Своя своих познаша.
Шли недалеко, в больничный барак. Из лекарств там имелась лишь зеленка, но за мзду «лагершрейбер» мог на день-другой освободить от работ. Поэтому «больничка» не пустовала.
Прибыли!
– Здесь тебя подожду, – рассудил Вилли. – Разговор есть… Чего стоишь? Па-а-ашел!
Вокруг больничного барака – колючка, у калитки еще один эсэсман. Вход – три сигареты, кредит не предусмотрен.
– Добрый вечер, штурмманн!
– Вайс? Зачастил ты что-то. Не к «атлету»[80] часом? А то я могу сигарету тебе сэкономить, одним ударом всю челюсть вышибу. Га-га-га!..
Прямо за калиткой – главный вход, туда не надо, надо к боковому, что слева. Хорошо, что штурмманн отвернулся…
За дверью – темно. Сигаретный дым, голоса. В проходе – знакомый парень, из «красных», кличка Мюке. Каждый раз встречаясь с ним, Вайс удивлялся. Комар – почему? Больше на богомола некормленого похож.
– Нестор? Заходи, уже начали.
* * *
Подпольный лагерный комитет[81] решили назвать «интернациональным», за проволокой не только немцы и евреи, но и чехи, австрийцы, швейцарцы. В этом все оказались едины, во всем прочем – нет.
– Не дело, камрады! Двоих спасем, сотню все равно загубят, а потом и до тех двоих доберутся. И до нас самих! Предлагаю – восстание, как в Бёргерморе, как в Горгау! Захватим главный лагерь, потом поднимем филиалы. Если быстро и все сразу – потери будут минимальны, по моим расчетам – десять процентов. Восстание предлагаю приурочить к началу войны, как только Вермахт перейдет границу. Тогда нас обязательно поддержат.
– Кто поддержит, камрад? Французы десант высадят? И кого ты поднимешь? Треть «мусульман» едва на ногах стоит, какие из них вояки? Так что стратегия у нас правильная. И тактика правильная. Будем спасать тех, кого возможно. И передавать сведения за границу. Нас действительно поддержат, но не сейчас, а потом, когда Бесноватого на всех фронтах бить начнут.
Спорили не в первый раз. Иоганн Вайс, заключенный номер 30970 (для «красных» – подпольная кличка «Нестор»), не вмешивался, слушал. У него иной фронт – финансовый. Без денег – никак, с деньгами даже в Городе Солнца выжить можно.
В успех восстания он не верил, раздавят в первый же день. Но ждать? Чего именно? Войны? Бесноватый хитер, только о мире и твердит, Красная армия-освободительница завязла на дальних подступах к Варшаве. Сталин с фашистами воевать не спешит, если верить газетам, нового посла в Берлин прислал.
– Предлагаю голосовать!
– А я предлагаю отставить эмоции и перейти к делу. Мы составили смету на ближайший месяц. Камрад Нестор, тебе слово.
Иоганн Вайс протиснулся ближе. Тесна коморка, немного их, непокорных. Горчичное зерно, как сказано в запрещенной на Родине Книге.