— Нет! — так и взвилась она. — Вы не расскажете ему…

— Не расскажу, — опять перебила я её. — Но и я имею право на счастье, если завтра лишусь его навсегда. Иначе — отказываюсь.

Она впилась в меня взглядом, и было видно, как в ее душе борются жадность и страх. Наконец, жадность победила. Она твёрдым шагом прошла к окну, где на подоконнике лежало Писание, по которому я читала вечерние молитвы, взяла книгу, торжественно подняла её и потребовала:

— Поклянитесь, что не расскажете о нашем плане Тодо. Поклянитесь спасением своей души.

— Клянусь, — сказала я, положив ладонь на книгу. — А теперь дайте мне попрощаться с детьми.

— Только не тяните, — потребовала она. — Вы должны быть в полицейском участке до рассвета.

— Я там буду, сударыня, — поклонившись, я пошла наверх, чтобы уложить малышей.

Я спела колыбельную песенку Логану, поставила новые свечи в комнате мальчиков и пожелала Нейтону доброй ночи, а потом долго расчесывала волосы Мерси и Черити.

— Будьте хорошими, послушными, дружными, — говорила я нараспев. — Тем, кто добр и послушен, всегда везёт. Небеса ведь всё видят.

— Небеса не могут видеть, — возразила Черити, укладывая рядом с собой на подушку куклу. — У них ведь нет глазок.

— А звёзды? — напомнила я. — С небес смотрят на нас тысячи, десятки тысяч глаз. И ни один наш поступок не останется незамеченным.

— Вы так говорите, будто прощаетесь с нами, — сказала Мерси, приподнимаясь в постели на локте.

Я погладила девочку по голове, снова укладывая и укрывая одеялом.

— Ну о чем ты, моя дорогая? Разве я могу оставить вас? Вы уже давно сделали меня своей рабыней.

— Навсегда? — уточнила Черити с беспокойством.

— Навечно! — сказала я и засмеялась, целуя её в щёку.

— Навечно! Глупое слово, — фыркнула Черити и тоже засмеялась.

До маяка я добралась быстро и без происшествий. Лёд на тропинке уже растаял, и море было спокойным, не то что зимой. Я постучала в двери, прислушалась, опять постучала…

Мне пришлось ждать около минуты, и она показалась мне длиннее часа, прежде чем я услышала шаги — господин Тодеу спускался по винтовой лестнице.

Дверь открылась, и хозяин мгновенно узнал меня, хотя я была закутана в бархатный плащ госпожи Бониты.

— Вы что здесь делаете?! — хозяин затащил меня внутрь и запер двери. — Я же велел вам сидеть дома и не выходить!

— Просто принесла вам чай, — сказала я, откидывая капюшон с головы.

— В корзине? — спросил он, указав на корзину, которую я держала на сгибе локтя.

— Да, здесь баночка с заваркой и сахарные треугольники, они остались от ужина…

— Это — причина? Миэль, вы с ума сошли?

— Есть немного, — призналась я. — Но если не хотите чая со сладостями, может, захотите меня?

Он помедлил, а когда заговорил, голос его прозвучал с завораживающей хрипотцой:

— Что? Я ослышался, наверное?

— Слух вас не подвёл, Тодеу, — я привстала на цыпочки и поцеловала его в губы — легко, чуть коснулась, а потом не отстранилась, а сказала, продолжая касаться своими губами его губ: — На мне плащ, а под ним только ночная рубашка… Да, ещё и туфли. Представляете, как я замёрзла?

— Вы — что?.. — он осторожно обнял меня за талию. — Я уснул, наверное, и теперь вижу очень странный сон?

— Но он вам нравится? — прошептала я, обнимая хозяина за шею и приникая к нему всем телом. — Потому что очень жаль, если это не так. Потому что я всё решила, и хочу стать вашей… Только вашей, Тодеу.

— Если это благодарность, то не нужно… — начал он и нахмурился, но я разгладила пальцем морщинку между его бровями.

— Это не благодарность, это — моё решение. Я люблю вас, Тодо. Даже не так… — я вздохнула и закончила: — Очень люблю тебя. И хочу узнать твою любовь хотя бы раз, чтобы потом жить этими воспоминаниями до самой смерти.

Пока я говорила, вид у Тодеу был совершенно ошарашенный, и когда я замолчала, он выдохнул:

— При чем тут смерть?..

Но я не дала ему говорить — заставила наклониться и снова поцеловала. Поцеловала так, как мне хотелось — не уклоняясь, без смущения, слегка прикусив ему нижнюю губу, а потом проведя по ней языком.

— Я точно сплю, — пробормотал Тодеу, отрываясь от меня, а в следующую секунду уже подхватил меня на руки и понёс наверх.

Корзинка со сладостями была забыта, брошенная на нижней ступеньке.

— Это не сон, — я положила голову ему на плечо. — И под рубашкой у меня ничего нет…

— Если вы сейчас не замолчите, я за себя не отвечаю, — пригрозил он.

— Тогда тем более не стану молчать, — я поцеловала его в шею, и почувствовала, как он содрогнулся — всем телом, и прижал меня крепче. — Но ты можешь думать, что это — сон. Если так тебе будет спокойнее.

— Спокойнее? Да вы шутница, госпожа Миэль, — засмеялся он. — Кто может остаться спокойным рядом с вами?

Мне нравилось, что он называет меня настоящим именем. Он произносил моё имя, словно напевал.

— Говори мне «ты», пожалуйста, — попросила я.

— Разве же я осмелюсь? — спросил он.

— Неужели ты боишься меня? Разве я такая страшная?

— А сейчас вы кокетничаете. Но вам идёт даже кокетство.

Он внёс меня в знакомую комнату, где теплилась жаровня, и на кровати лежало лоскутное одеяло.

Как эта постель отличалась от той, которая была у меня, как у графини Слейтер. И кто знал, что моя первая брачная ночь будет не на шелковых простынях, не с королем, и даже не с графом, а на лоскутном одеяле, с безродным моряком. Но оказывается, когда любишь, уже не важны ни шелка, ни розы, и важны лишь прикосновения и поцелуи любимого человека, пусть он будет хоть трижды моряком. И я вдруг осознала, что мечтала об этой постели. Не о шелковых простынях в королевском дворце, а о лоскутном одеяле, которое насквозь пропахло солью и водорослями. Я хотела оказаться здесь — в крохотной комнате на скалистом берегу, когда снаружи волнуется море, а здесь так тепло и спокойно, потому что рядом со мной тот, кто лучше всех сокровищ мира.

Тодеу поставил меня на ноги возле кровати, а сам встал позади, я ощущала его горячее и взволнованное дыхание на шее. Он положил руки мне на плечи, и я прислонилась к нему спиной, блаженно закрывая глаза.

— Там, правда, ничего нет? — Тодеу потянул завязки плаща. — Под рубашкой?..

— Осмелишься проверить? — поддразнила я его.

— Это же сон, а во сне я всегда смелый, — он обнял меня со спины, целуя в шею и поглаживая мою грудь.