И будь мы даже друзьями, чему не бывать, – Роудс издал протестующий звук, – я бы не стала снова работать на тебя и тебе помогать. Пойми это. Я никогда не передумаю.

Боль, явная и пронзительная, отразилась на обращенном ко мне красивом лице.

– Речь не о том, чтобы ты писала для меня, Роро. Я люблю тебя.

Обнимающая меня рука напряглась, и Роудс пробурчал, понизив голос:

– Недостаточно.

Я выразительно посмотрела на мужчину, которого знала так хорошо и так долго, давая понять, что не преувеличиваю и все сказанное – правда.

– Прощай, Кэден! Надеюсь, больше не увидимся. Я серьезно. Иначе ты об этом пожалеешь.

Я все сказала.

Роудс посмотрел на меня, а я – на него. Мы развернулись и, не оглядываясь, пошли по направлению к зданию, а Кэден остался стоять. Может, он смотрел нам вслед, а может, пошел обратно – меня это не волновало. Ни капельки.

Но, пройдя немного, я остановилась, вспомнив о том, что непременно следовало сделать. Роудс тоже остановился, и я обвила его шею руками. Он наклонился и тоже меня обнял, прижимая к себе крепко-крепко.

– Ты – лучший! – серьезно сказала я ему.

Его рука скользнула мне под куртку и рубашку, коснулась моей поясницы, и он прошептал:

– Я люблю тебя! Ты это знаешь.

Притянув его к себе, так что его ухо оказалось на уровне моего рта, я прошептала, чувствуя, как мурашки бегут по коже, а по телу разливается тепло, готовое вот-вот превратиться в пожар:

– Я знаю.

Его дыхание щекотало мне горло. Я почувствовала, как глубоко он вздохнул. Потом он прижался щекой к моей щеке, а когда мое лицо уже стало покалывать от соприкосновения с его щетиной, отстранился и посмотрел на меня фиолетово-серыми глазами:

– Ну, идем?

Я взяла его за руку и кивнула:

– Сядем в первый ряд и будем болеть за нашу восходящую звездочку.

Любимый сжал мне руку, и мы вошли внутрь.

Эпилог

– Юки, ты похожа на принцессу!

Стоя перед зеркалом, которое было установлено в гримерке по просьбе дизайнера, одолжившего ей платье на сегодняшний вечер, Юки подняла плечи, и это сразу вызвало неудовольствие стилиста. Он отвечал здесь за все: за мое платье, за ее платье, за визажистов, нанятых для того, чтобы она выглядела на все сто.

Выглядела она непривычно, но не на сто, а на целую тысячу!

И сейчас эта женщина, которая для всего мира была поп-звездой, а для меня – лучшей подругой, прихорашивалась перед зеркалом.

– На мне тонны макияжа. Следующие шесть часов мне ни вздохнуть, ни охнуть… А приспичит сходить по-маленькому – так только с чужой помощью. Но все равно спасибо, моя дорогая!

– Пожалуйста! – рассмеялась я. – Сочту за честь подержать твои юбки, когда будешь делать пи-пи. Но если захочешь а-а, то я пас!

Теперь засмеялась она.

– Никакого а-а! А делать пи-пи друг перед другом нам не привыкать, верно?

На лице Юки появилось отрешенное выражение.

Я догадывалась, о чем она думает: обо всех наших потрясающих походах, во время которых мы десятки раз поочередно стояли на стреме, когда мимо шли другие туристы. Мы оттягивались на полную катушку, и я была счастлива, что наши приключения ей в радость.

Подруга пожала плечами и окинула меня неспешным взглядом.

– А ты, мой сияющий ангел, выглядишь лет на пятнадцать. – Она выразительно шевельнула бровями, игнорируя вскрик визажиста. – Простительная мистификация!

Я закатила глаза:

– Мистификация… Вот именно!

– Это гормоны. Ты вся светишься! Хайлайтерами и бронзаторами такого эффекта не добиться. – Она присвистнула, а я сделала реверанс, насколько позволяло тесное платье. – Могу поспорить, Кэден обосрется, когда тебя увидит.

Услышав его имя, я на секунду удивилась. Я не вспоминала о нем… год? Как-то, когда мы с Джеки и Эймосом ехали в машине, его песня звучала по радио. Ребята шумно выразили свое неодобрение и сразу переключили станцию. Тогда я подумала о нем, но и то мимолетно.

– Если он обосрется, надеюсь, кто-нибудь снимет это на камеру, – пошутила я, поправляя лямочку платья, примерка которого состоялась два месяца назад, когда Юки пригласила меня на церемонию.

Она фыркнула, и мы ударились ладонями – «дай пять!». Уже не в первый раз я благодарила маму за то, что у меня есть такая замечательная подруга – и вообще такие замечательные друзья. И одной из тех, кто находился в топе, была Юки.

За последние четыре года мы виделись регулярно. Как-то она провела с нами День благодарения, дважды встречала Новый год (хотя я предупреждала ее, что мы всего-навсего ездим в соседний городок смотреть фейерверк – и то если год не был засушливым) и время от времени наведывалась к нам в течение года, если представлялась возможность. На второе лето моей жизни в Пагоса-Спрингс она арендовала яхту: мы встретились с ней в Греции и провели там незабываемую неделю. Приехала даже ее сестра Нори.

На следующий год она пригласила нас в Италию, но… В то время летать самолетом я уже не могла. Однако я не расстроилась, Роудс тоже. Эйм сопел и пыхтел, но целую неделю, когда предполагалось, что мы будем в поездке, проторчал со мной и один раз даже помассировал мне ноги.

Но когда я сказала, что мы едем в Лос-Анджелес на церемонию награждения, сопения и пыхтения не последовало. Он прибыл туда со школьным приятелем и вызвался помогать. Ха-ха! Сейчас, когда бо́льшую часть года он проводит в колледже, я очень по нему скучаю и навещаю при каждом удобном случае.

Он по-прежнему сочиняет музыку и время от времени выступает на небольших площадках в окрестностях колледжа. Когда у Роудса выдается свободное время, мы ездим на его выступления. Эймос спрашивает мое мнение о материале, над которым работает, но учеба отнимает у него много сил, хотя он планирует специализироваться на музыкальной композиции.

– Спасибо, что пригласила! – сказала я Юки, в десятый раз поглаживая себя по животу.

Она склонила голову набок.

– Мы написали вместе целый альбом, Ора! Так кому же меня сопровождать, как не тебе?

– Бо́льшую часть работы ты сделала сама, а я лишь немножко помогла.

Слова и строчки не возвращались. Пару раз я чувствовала, как что-то вертится на языке… Но они тотчас исчезали. Хотя я об этом вообще не думала и не переживала. И никого это не заботило, что было отрадно.

Несколько лет назад я разрешила Эймосу покопаться в моих блокнотах, и он уставился на меня изумленными глазами.

– И это, по-твоему, недостойный внимания материал?

Судя по тону, он отказывался верить. Так что, возможно, материал был не настолько неважным. Единственное, что я по-прежнему открываю, когда остаюсь наедине с собой, – это мамины дневники. Когда к сердцу подкатывает тоска по ней, мы частенько отправляемся в поход по ее любимым маршрутам.

А сейчас во взгляде, который бросила на меня Юки, явственно угадывалось напоминание о том, сколько раз она засыпала на диване,