В дела разведки Абакумов особенно не вникал, и с его сотрудниками, кроме, разумеется, начальника ПГУ, к тому же члена коллегии и замминистра МГБ, общался крайне редко, что только шло на пользу дела. По настоящему Абакумова волновали и интересовали сугубо охранные и карательные функции возглавляемого им ведомства. Все то, что привычно укладывалось в железную формулу «борьбы с антисоветскими элементами». С новым же начальником ПГУ Федотовым Короткову, давно с ним знакомому, работалось нормально. Федотов Фитина уважал и ценил, и переносил это уважение на всех сотрудников, выросших до ответственных постов при прежнем начальнике разведки.

В состав ПГУ тогда входили лишь два управления: «I-А» (легальной разведки) и «I-Б» (нелегальной разведки), а также несколько вспомогательных отделов. Так что Коротков мог решить любой рабочий вопрос с начальником ПГУ Федотовым без каких-либо промежуточных инстанций и непременно таковым присущих проволочек.

Объем работы, свалившейся на Короткова, был огромен, по сравнению с довоенным просто несопоставимым. Оно и неудивительно. Ранее настоящим врагом СССР была, в сущности, лишь гитлеровская Германия с не столь уж могущественными союзниками в Европе: Италией, Румынией, Финляндией, Венгрией… На Дальнем Востоке — Японией. Советские разведчики в других странах, в конечном счете, главной целью имели сбор информации, так или иначе касающейся тех же Германии и Японии.

Теперь же новый «основной противник» (даже без вежливого эпитета «эвентуальный», то есть «возможный») распростер свое прямое и косвенное влияние (зачастую в самой грубой, бесцеремонной форме) на все моря, океаны и континенты, исключая разве что Антарктиду. И то лишь из-за крайней сложности ее освоения в военных целях. Забегая вперед, следует напомнить, что число военных баз этого самого «основного противника», окружающих Советский Союз на разной степени удаления (в том числе и непосредственно у границ, на территории сопредельных государств), достигало четырехсот![156]Список же разведцентров оной заокеанской державы можно было бы по толщине сравнить с телефонным справочником ее столицы.

Естественно и закономерно, что эта кипучая деятельность бывшего союзника должна была неизбежно стать и стала объектом пристального внимания советской внешней разведки вообще, ее нелегального управления «I-Б» в частности и в особенности. Такова была логика событий набиравшей темпы и расширявшей масштабы «холодной войны».

Дух реформаторства как самоцельного процесса, вовсе не обязательно приводящего к каким-либо зримым, не говоря уже о пользе, результатам, всегда был, есть и, похоже, надолго останется непременным атрибутом российского администрирования. Кажется, соблазнительному духу этому не поддался единственный из всех правителей российских — император Николай I; меж тем, как раз в его царствование Россия и нуждалась в преобразованиях более чем когда-либо. Потому из-за стойкости государя и проиграла самую героическую и одновременно самую злосчастную войну в своей истории — Крымскую.

В 1947 году высшее руководство страны решило создать некий гигантский, сугубо централизованный (централизм был официальным принципом построения самой ВКП(б), известным как «демократический централизм»; демократизмом в нем, однако, и не пахло), разведывательно-аналитический орган.

30 мая 1947 года был создан Комитет информации (КИ) при Совете Министров СССР. В него вошли Первое главное управление Министерства госбезопасности СССР, Главное разведывательное управление Генерального штаба, а также куда более скромные разведывательные и информационные структуры ЦК ВКП(б), Министерства иностранных дел и Министерства внешней торговли СССР.

Разместился новый разведывательный монстр в Ростокино, вблизи закрытой еще в 1941 году Всесоюзной сельскохозяйственной выставки[157]. КИ было передано два здания: в одном, внушительном и мрачноватом, ранее размещался распущенный в 1943 году Исполком Коминтерна, во втором — трехэтажном, но зато длинном, была до войны гостиница для колхозников, участников ВСХВ.

Первым председателем Комитета информации был назначен Вячеслав Молотов, являвшийся тогда первым заместителем Председателя Совета Министров СССР и министром иностранных дел СССР.

Генерал-лейтенант Павел Судоплатов в своих воспоминаниях писал: «Оглядываясь на прошлое, я вижу, что вполне здравая идея создания единого аналитического центра для обработки разведывательной информации была реализована на практике не так, как следовало. Оперативное руководство разведывательными операциями не надо было передавать в чужие руки. Что же касается нового Комитета информации, то его задачи надо было ограничить анализом материалов разведки…

Прежнее разведуправление НКВД-НКГБ, являвшееся основным инструментом обеспечения интересов госбезопасности за рубежом, по существу превратилось в придаток Министерства иностранных дел, основная деятельность которого — дипломатия, а не разведка…

Комитет информации был учрежден одновременно с образованием ЦРУ в Соединенных Штатах. Это была попытка — глубоко ошибочная! — аналогичным образом отреагировать на происходящие изменения в Америке».

Судоплатов в данном случае абсолютно прав. В самом деле, информация, касающаяся международных дел, поступала к главному «потребителю» КИ — собственно председателю (он же — министр иностранных дел) едва ли не в тот же час после того, как подвергалась расшифровке. С другой стороны, кому в МИДе нужны были ценнейшие данные научно-технической разведки или сведения о том, что в армии такого-то государства поступило на вооружение новое орудие? В конечном итоге, эта информация все же попадала в заинтересованные ведомства, те же отраслевые министерства, или к военным. Но на это уходило драгоценное время. К тому же была в определенной степени утрачена прямая связь между, к примеру, той же научно-технической разведкой и предприятиями, как мы сегодня выражаемся, «военно-промышленного комплекса».

Александр Коротков получил в Комитете информации ту же должность, что занимал и в МГБ: начальника нелегальной разведки, которая отныне именовалась управлением. Его заместителем стал известный военный разведчик контр-адмирал Леонид Бекренев, впоследствии адмирал и заместитель начальника ГРУ.

Назначение Короткова еще на должность начальника управления «I-Б» в МГБ оказалось событием довольно примечательным в истории спецслужб. Дело в том, что руководителем службы нелегалов всегда — это правило неукоснительно соблюдается и по сей день — назначался одни из самых опытных офицеров разведки достаточно высокого ранга. Однако кроме Александра Короткова ни одним из начальников этой службы сам в «поле» с нелегальных позиций не работал, даже если прослужил под прикрытием в разных странах порой не один десяток лет. Насколько известно автору, в практике ведущих зарубежных спецслужб такой прецедент также не ведом.