— Вы совсем не можете двигаться?

— Нет. В этом-то и вся глупость. Когда я поняла, что мне не удержать равновесия, я прыгнула обеими ногами вперед, и хорошо, что так получилось, иначе я ушиблась бы. — Голос мужественный, но в нем звучит страх.

Что-то возникло над нами в темноте. Я совсем забыл про Ганнера. Я крикнул ему:

— Не спускайтесь, отыщите веревку, или доску, или что-нибудь. Я не могу до нее добраться. — Сверху донеслись какие-то звуки, гулкое эхо шагов. А здесь мы были как бы отъединены от всего, здесь царила полная тишина. Транспорт, мчавшийся по набережной, создавал лишь легкий звуковой фон, тогда как звук текущей реки был гораздо слышнее. Мы были одни в этой холодной пещере, состоявшей из сумрака и густой сырости.

— Я, пожалуй, сниму пальто, — сказала Кипи, — и брошу его вам.

— Лучше не снимайте, а то еще глубже увязнете. Сейчас он принесет нам веревку.

Норковое пальто мягким теплым комом, пахнущим духами Китти, попало в меня. Только подол у него был мокрый. Как-то странно было держать сейчас в руках такую вещь. Я швырнул ее вверх на одну из балок. Рывок вверх дал мне почувствовать, как болит у меня плечо и как болит у меня щека от ударов Ганнера.

— С вашим пальто все в порядке. А я сейчас снова попытаюсь добраться до вас.

— Я падаю, — сказала Китти. — Надо же, такая глупость…

Теперь я видел ее отчетливее. Стягивая с себя пальто, она потеряла равновесие и глубже шагнула в тину — сейчас казалось, что она стоит на одном колене. А еще было такое впечатление, что она отдалилась от причала и что нас теперь разделяет большее расстояние. Я изо всех сил старался не потерять голову и сообразить, что делать дальше. Я лишь молил Бога, чтобы она не стала барахтаться и кричать.

Крепче ухватившись рукой за скользкие балки, я шагнул в тину и протянул другую руку. Она коснулась пустоты, я не почувствовал даже кончиков Киттиных пальцев.

— Я не могу… — сказала Китти. — Мою руку с этой стороны засосало… не могу… я сейчас как бы сижу… — Мужество начинало ей изменять, и голос звучал пронзительно, вот-вот сорвется.

Я крикнул Ганнеру:

— Позовите на помощь, позовите на помощь, найдите кого-нибудь, позвоните в полицию…

Наверху царила тишина — по всей вероятности, он и отправился за помощью.

Шагнув от причала, я одной ногой погрузился в тину по самое бедро. Я стал вытаскивать ее, обеими руками ухватившись за косую балку. Держаться становилось все труднее из-за холода, из-за того, что бревна были такие скользкие, из-за боли в плече. Наконец мне удалось вытянуть ногу из крепких тисков типы, которая уступила с хлюпающим звуком, и я, подобрав под себя обе ноги, подтянулся повыше и повис на руках, которые начали дрожать от усталости. Я стал кричать:

— Помогите! Помогите! — Мои крики, точно вспорхнувших птичек, поглотила густая мгла. За моей спиной застонала Китти.

— Китти, не паникуйте. Кто-нибудь сейчас появится. Только не шевелитесь. Послушайте, я сейчас сниму пиджак и брошу вам. Ухватитесь за рукав, если можете. — Вися на бревне, точно летучая мышь, я снял пиджак. Крепко ухватившись за один рукав, а другой рукой держась за балку, я перебросил пиджак через расстояние, отделявшее меня от Китти. Я видел, как она схватилась за рукав, почувствовал, как натянулась между нами материя. Но мне сразу стало ясно, что это безнадежная затея: слишком крепко увязла Китти. Это привело лишь к тому, что от напряжения моя застывшая рука выпустила скользкую балку и я задом полетел вниз, выше колен увяз в тине и выпустил из рук пиджак.

— Ничего не выходит, — сказала Кипи. — Я погружаюсь все глубже и глубже. — Она изо всех сил старалась говорить ровным голосом.

— Я не могу добраться до вас. Если я тоже завязну, я ведь не смогу вас вытащить. Вот принесут веревку…

— Я не смогу держаться за веревку, у меня слишком замерзли руки. Зря я сняла пальто…

— Кто-нибудь тут появится.

— Я сейчас умру от холода.

— Бросить вам назад пальто?

— Я не смогу его надеть.

— Мужайтесь, Китти, дорогая, мужайтесь.

— Виновата во всем только я сама…

— Что могло стрястись с Ганнером… О Господи, если бы я только мог придумать, что предпринять…

— Вода совсем рядом, — сказала она.

Я немного развернулся. Теперь я видел, что она сидит — даже почти лежит в тине, так близко от меня — всего в нескольких футах — и, все же, абсолютно недостижимая. Я понял, что она погружается все глубже и глубже. Она погрузилась в цепкую бездонную грязь одной ногой по колено, другой — по самое бедро, и рука, которую она протянула было, пытаясь удержать равновесие, тоже ушла в тину. Стоит ей попытаться что-нибудь сделать — и она перевернется на спину. Теперь я увидел, что она в тускло-коричневом платье с каким-то украшением, поблескивавшим на шее, и на секунду увидел ее лицо. Она плакала. Мое лицо конвульсивно сжалось, и тяжкий вздох вырвался из груди — я понимал всю страшную, идиотскую безнадежность ситуации. Я уже решил, что, если Китти потеряет голову и начнет барахтаться или совсем погружаться в тину, я кинусь к ней. Но пока, пожалуй, куда целесообразнее было наблюдать за ней, говорить с ней.

— Если бы я только могла добраться до воды, я бы поплыла.

— Китти, в реке вы погибнете.

— Я хорошо плаваю.

— Слишком холодно. Подождите. С вами все в порядке. Ждите. И ради всего святого не шевелитесь.

— Не могу я ждать, — сказала Китти срывающимся голосом, — я чувствую, как падаю назад. Грязь дошла уже мне до плеча, я сейчас все же попытаюсь добраться до реки.

— Не смейте, не смейте, вы сделаете только хуже! — Я снова рванулся к ней в отчаянной попытке как-то перебросить мостик через роковое пространство между ее рукой и моей. И снова тина приняла меня, засосав мою ногу сначала до колена, потом почти до бедра, и мне снова пришлось отступить, до боли вцепившись в балку, крепко вжав одно колено в дерево, — только так мне удалось вытащить плененную ногу.

В эту минуту с чувством величайшего облегчения я услышал грохот шагов над головой. Настил затрясся, задрожал, и я увидел, как кто-то начинает спускаться чуть дальше меня, почти в конце причала. Я видел массивный силуэт, почувствовал тяжесть повисшего тела. Это был Ганнер.

— Китти, — произнес голос Ганнера. — Держись, они сейчас явятся.

Я только хотел окликнуть Ганнера, когда раздался скользящий, царапающий звук и затем громкий густой всплеск. Ганнер упал.

Он упал между мной и краем воды, и я тотчас увидел, что он, как и Китти, сразу погрузился почти по бедра в тину и тут же повалился на бок в сторону от причала. Я слышал, как он отчаянно барахтается, пытаясь встать.

— Ганнер, не надо так, подождите, подождите. — Я по-обезьяньи стал пробираться к нему. Я плохо видел его, но я почти сразу до него дотянулся, дотронулся, ухватился за его пальто. Я нащупал его плечо, потом локоть, потом его рука ухватилась за мою. — Стойте спокойно. Держитесь за меня. — На минуту он всем своим весом повис на моей руке и плече. У меня дух перехватило от боли. Я услышал наверху шаги и оклики. Потом я передвинул руку Ганнера на самую нижнюю балку, и теперь он лежал рядом со мной, держась за балку уже обеими руками, точно загарпуненный кит. А я в этот момент вдруг увидел, хоть и в тумане, но достаточно четко, Китти, барахтавшуюся почти у края темной, стремительно текущей воды. Мне показалось, что она по самую шею ушла в тину — только голова ее торчала над взбаламученной тиной. Я закричал и предоставил Ганнера его судьбе, выпустил из рук балку и кинулся к ней. Я увидел, как она перевернулась — теперь все тело ее было в тине; казалось, она сейчас погрузится в воронку, созданную ее барахтанием. А затем я услышал, как она вскрикнула при этом, — в последнем паническом броске она вырвалась в воду. И через секунду исчезла. Она добралась до реки, и река унесла ее.