Девушка отрицательно помотала головой.

– Ты что, немая или язык проглотила? – поинтересовался он.

Она опять помотала головой и неожиданно показала ему язык, мол: «с языком у меня все в порядке». У нее, действительно, с языком все было в порядке, его мелькнувший розовый и влажный краешек неожиданно так возбудил Козака, что он шумно выдохнул.

– А что же ты тогда молчишь? Дай-ка мне его, я проверю, все ли с ним хорошо… – хрипло сказал он и жадно впился в ее губы, сминая их сопротивление и вторгаясь во влажную глубину ее рта.

Девушка дернулась, пытаясь отстраниться от него, но Козак держал ее крепко, и с каким-то диким, садистским наслаждением, покусывая, втягивал к себе в рот нежный кончик ее языка.

«Ах ты чертовка!» – застонал он через мгновение, почувствовав, как ее язычок, перестав сопротивляться, сам подался навстречу и заскользил по его языку и изнанке губ.

От нахлынувшего дикого возбуждения Козак притиснул девушку к стене, рывком раздвинул своими бедрами ее чуть расставленные ноги и прижался к низу ее живота с такой силой, что почувствовал сладкую боль, когда его восставшая плоть вмялась в твердую выпуклость лобка.

Девушка вдруг обвисла в его руках, и он сначала даже не понял, что произошло, когда она начала сползать вниз.

– Ты что? – спросил он, едва успев удержать ее за талию, но она ничего не ответила, закрывая глаза.

«Никак сомлела!» – оторопел он, глядя, как она покорно привалилась к нему. Эта обреченность почему-то мгновенно отрезвила его, сразу же напомнив, что он выбрал не лучшее время для амуров – рядом «архангелы» зависли, а он тут страсти предается!

Придерживая ее за талию, он начал двигаться в сторону коридора.

– Дома кто-нибудь есть? – шепотом спросил он ее.

Она отрицательно помотала головой.

– А когда придут?

– Никто не придет, отец в командировке, – тоже шепотом ответила девушка.

– Ты смотри, заговорила! – улыбнулся Козак и посильнее обхватил ее за талию.

Высунув голову из комнаты в коридор, он прислушался – с лестницы доносился топот ног.

«Забегали…» – констатировал он, закрывая дверь в комнату.

– Тебя как зовут? – спросил он у девушки.

– Женя… – ответила та.

– Женя, а выпить у тебя найдется?

– Что? – недоуменно переспросила она.

– Ну, водка, коньяк… есть?

– В баре стоит бутылка коньяка, вроде бы… – показав на мебельную стенку, неуверенно ответила девушка.

Козак подвел ее к бару:

– Достань, пожалуйста!

Девушка открыла бар и слегка дрожащей рукой вытащила оттуда едва початую бутылку «Хеннеси».

– Неслабо! – оценил Козак, вспомнив времена, когда самым крутым коньяком из «не наших» считался «Наполеон», стоивший пол месячной зарплаты. Теперь цены на стильное загранпитье превышали прожиточный минимум в несколько раз…

– Посиди пока здесь, – предложил он, слегка подтолкнув девушку к тахте.

Одним движением он открыл бутылку и, присев рядом с Женей, сказал:

– На-ка, выпей!

– Не хочу, – помотала та головой, отшатываясь. – Не люблю…

– Придется полюбить! – в нетерпеливом голосе Козака прозвучали жесткие нотки.

Девушка обреченно потянулась за бутылкой, но Козак сам поднес ее ко рту Жени и влил ей прямо из горлышка в рот изрядную порцию.

– Глотай быстрее! – приказал он, глядя, как у девушки расширяются глаза.

Та сделала два больших глотка и скривилась, отворачиваясь. Часть коньяка пролилась и потекла по ее подбородку. Козак быстрым движением слизнул текущие по ее коже капли, и опять почувствовал возбуждение.

– Выпей еще немного! – сказал он, на этот раз воздержавшись от поцелуя.

– Я не могу… – попыталась отвернуться девушка. – У меня во рту пупырышки вскочили.

– Надо их утопить, – пошутил Козак. – Давай, давай, еще пару глоточков.

Она покорно отпила из бутылки два глотка и жалобно посмотрела на Козака.

– Ну ладно, пока достаточно, – смилостивился он. – Будем знакомы – меня зовут Коля, и давай сразу на «ты»! Считай, что на брудершафт мы уже выпили.

В этот момент в дверь раздался звонок.

– Ты кого-нибудь ждешь? – спросил Козак, напрягаясь.

Женя опять потеряла дар речи, отрицательно помотав головой.

– Раздевайся!

– Что?! – ее глаза стали в пол-лица.

– Раздевайся, а сверху на голое тело накинешь какой-нибудь халатик, – приказал Козак, сам лихорадочно разоблачаясь.

Одним движением он скинул и запихнул свои мокрые меховые ботинки и джинсы под тахту, стянул свитер с футболкой и, оставшись в одних плавках, глянул на Женю.

Та стояла, оцепенев, а в дверь уже звонили не переставая.

– Ну что же ты! – рассердился Козак, грубо стаскивая с нее платье, благо оно легко снималось через голову.

Не обращая внимания на прелести Жени, он быстрым движением расстегнул ее бюстгальтер и сбросил его на тахту. Потом, присев перед девушкой, он стащил с нее трусики из набора «неделька», через которые она покорно переступила, когда они упали на пол. Перед тем, как Женя смущенно повернулась к нему спиной, а вернее той частью тела, которая была несколько ниже и ни в чем не уступала своему центральному фасаду, Козак на мгновение увидел у своего лица темный треугольничек меж ее бедер.

– Крикни: «Кто там?» – попросил он, отгоняя соблазнительную картинку и, резко выпрямившись, подтолкнул Женю к двери в коридор.

– Кто там? – неожиданно сильно выкрикнула Женя в направлении входной двери.

– Милиция… Откройте пожалуйста, у нас к вам несколько вопросов, – донесся вежливый молодой мужской голос с лестничной площадки.

– Скажи, что ты не одета, пусть подождут, – прошептал Жене на ухо Козак.

Та неожиданно повторила эту фразу с таким кокетством, что Козак изумленно уставился на девушку. А Женя, вдруг выскользнув из его рук, подошла к шкафу и, распахнув дверцу, сняла с вешалки черный пеньюар. Не спеша накинув его на свое обнаженное тело, она, слегка качнулась, а потом, бросив взгляд на тахту, несколько секунд помедлила в раздумье и вытащила из шкафа простыню, подушку и плед.

– Надеюсь, сам постелить сможешь? – спросила она у Козака, без смущения глядя ему в глаза.

– Смогу, но…

– Не бойся, не выдам! – оборвала она его. – Это ведь тебя ищут?

Он молчал, во все глаза глядя на словно подмененную девушку – как будто ее предыдущий образ сняли вместе с одеждой – никакого тебе страха, никакого смущения! Видимо, верно сказал когда-то Геродот: «Вместе с одеждой женщина совлекает с себя стыд»… Или это коньяк так раскрепощающе на нее подействовал?… Стоит себе эдак дерзко, поблескивая белым стройным телом сквозь черный капрон какого-то чересчур блядского пеньюара…