Фрэнк, запинаясь, что-то говорил, старался разобрать речь хозяев, кивал, махал руками и указывал на фотографии. Родди заметил, что древняя старуха, сидевшая в углу, заплакала. Она качала головой, крестилась, а когда рассказ дошел до счастливого башмачка, который он вытащил из кармана, старая женщина едва не лишилась чувств.

– Сальваторе, взгляни, merletto d’Anghiari![34]

Было видно, что она страшно взволнована. Атмосфера в доме резко изменилась.

– Il bambino d’Angelo, Francesco![35]

Фрэнк тоже затряс головой и начал сбивчиво объяснять Родди, почему пожилая женщина пришла в такое возбуждение.

– Она говорит, мой отец привозил эту пинетку много лет назад. Теперь она уверена, что я его сын. Сначала они думали, что мы шпионы. Это один из орнаментов сестер Марчелли, местный узор. Она говорит, это чудо. Смотри, вон там ее инструменты для плетения кружев, скамеечка и валик. Я видел такие в Нью-Йорке. Это моя бабушка, мой двоюродный брат и его жена. Они не хотят называть имен, так, ради безопасности. Мне, наверное, все это снится. Что будет, когда я расскажу обо всем дома! – Фрэнк улыбнулся и пригубил крепкое свойское вино, сладкое, точно лакрица.

Время пролетело как один миг. Солнце село за горизонт, и Фрэнку пришла пора возвращаться. Отец Марио настойчиво просил его поторопиться.

– Ты должен вернуться в лагерь. Нельзя находиться на улице после наступления комендантского часа.

Фрэнку, однако, не хотелось расставаться с семьей – столько всего еще нужно спросить, столько рассказать.

Воссоединение растрогало Родди. Он, тайный гость этого дома, уже снял сутану, а ночь проведет на чердаке. В качестве благодарности он мог предложить лишь папиросы да несколько жестянок с консервами, присланных Красным Крестом. Все это он отдал хозяевам, старательно бормоча grazies – «спасибо» по-итальянски.

Опасаясь чужих глаз, Родди, светлокожий и белокурый, решил не высовываться на улицу. В этих местах любой секрет моментально станет известен всей деревне. Он крепко пожал руку Фрэнка.

– Когда и если я вернусь, обещаю известить твоих, что ты жив-здоров и что наконец встретился с родней отца.

Фрэнк уже стоял на пороге, когда двоюродный брат протянул ему пинетку.

– Пусть останется здесь, на память о моем визите. Этот башмачок объединяет нас, – сказал Фрэнк и вложил амулет обратно в ладонь кузена. – Считайте это желанием моего отца.

Этот простой жест так сильно тронул Родди, что он неожиданно опустился на одно колено.

– Благословите меня, святой отец. Божья помощь понадобится мне в пути, – прошептал он. – Когда все закончится, воспоминаний нам хватит на долгие годы. Не знаю, как и благодарить вас, друзья, за все, что вы для меня делаете, несмотря на риск… Фрэнк, переведи им мои слова.

Отец Фрэнк выполнил просьбу, а потом шепнул Родди на ухо:

– Просто выметайся отсюда завтра же утром и дуй к нашим.

* * *

Неподалеку от Ареццо грузовик проколол колесо. Фрэнк знал, что опаздывает на перекличку и их ждут неприятности. Комендант – хороший человек, однако он не потерпит обмана и уже наверняка обнаружил, что пропал не один, а двое пленных. Фрэнк вздохнул, понимая, что остаток пути придется проделать пешком. Старый священник не поспеет за ним, но он знает, где проделана дыра в заборе из колючей проволоки.

– Оставайтесь в машине с водителем. Можете сказать, что ездили соборовать умирающего, вам поверят. Я пойду в лагерь, попробую срезать дорогу через поля – здесь не больше одной-двух миль. Спасибо, что дали возможность повидаться с родными. Больше я вас такому риску не подвергну, вы и так сделали достаточно. Я никогда не забуду вашу доброту.

Отец Марио схватил Фрэнка за рукав.

– Прошу, не уходи. Ты тоже можешь сбежать, – уговаривал старик. – Капитан не продержится и трех дней без твоей помощи. Ты – один из нас, ты легко сойдешь за местного жителя, который вернулся из Америки. Конечно, акцент тебя выдаст, но мы сочиним какую-нибудь легенду. Останься, Франческо.

– Не могу. Я дал слово. Больные нуждаются в моем утешении, доктор тоже без меня не обойдется. – Фрэнк крепко пожал руку священника. – В лагерь я попаду поздно ночью. Пленный, который умоляет заточить его обратно в тюрьму, позабавит охранников, и я разжалоблю их рассказом о моем тайном паломничестве. Я изучил местность – надеюсь, пригодится в следующий раз.

Фрэнк умолчал, что под сутаной, в одной из пуговиц униформы у него спрятан компас. Сейчас он оторвал пуговицу, чтобы определить направление. Ночь была теплой.

В темноте лес казался совершенно иным: смутно виднелись очертания древесных крон, над ухом тоненько жужжали комары, где-то квакали лягушки, рваной дымкой стелился туман. Фрэнк нахмурил брови: здесь легко заблудиться. Он посветил зажигалкой, сориентировался, однако тревога не отпускала. Сегодня он позволил себе на целый день покинуть лагерь, теперь за эту роскошь нужно расплачиваться.

Фрэнк рассчитывал на доверие коменданта, ведь тот позволял отцу Марио видеться с ним. Поставил ли он под угрозу жизнь товарищей? Он помешкал, наслаждаясь ощущением свободы, вдыхая аромат сосен. Кто бы не хотел задержаться в раю?

В сгущающейся темноте различать тропу становилось все труднее, однако Фрэнк все же вышел к тому месту в поле, где они с Родди были еще утром. Не успел он сделать и десяти шагов, как в стороне послышался лай собак и замелькали лучи фонарей. Может, это охотники, вышедшие на оленя или дикого кабана? В следующее мгновение Фрэнк понял, что дичью является он сам, и преследуют его не охотники, а Feldgendarmerie – полевая жандармерия, которая занимается поимкой беглых военнопленных.

Он поспешно натянул поверх формы сутану, и в этот момент его ослепил свет фонаря.

– Стоять!

Фрэнк поднял руки и заговорил.

– Я – отец Франческо Бартолини. Пошел погулять и заблудился. Sono Padre Americano, американский священник, – пояснил он, указывая на крест и нашивки на воротничке.

Голос на ломаном английском произнес:

– Ты – пленный, который бежал из лагеря. Его видели в сутане священника. Значит, он – это ты.

– Нет, нет, я отец Бартолини, я возвращался в лагерь. Господин комендант знает меня. Отведите меня к коменданту. Capisce?[36]Я все объясню…

– Ты – американский шпион, беглый пленник. В лагерь ты не вернешься, – ухмыльнулся жандарм.

Фрэнк продолжал идти им навстречу. Услышав, как щелкнули затворы винтовок, он приготовился к смерти, но помолиться не успел – пули пробили его грудь.