– Чего вы хотите? – крикнул аббат резким тоном. – Почему у вас оружие? Кто эти истерзанные пыткой люди?

– Что означает, господин аббат, эта закрытая дверь? – ответил ему голос, при звуках которого Катрин охватила невольная дрожь. Притяжение страха оказалось сильнее самого страха. Вытянув шею, она посмотрела мимо Эрменгарды и увидела бледное лицо Гарена, освещенное отблесками пожара. С мужа ее взгляд перешел на ослепленных жертв, которые упали на землю у ног Гарена. Несмотря на запекшуюся на лицах кровь, Катрин узнала их – это были Пакретта и Жерве. Хриплый крик вырвался из ее горла, который Сара успела заглушить, закрыв ей рот рукой. Над деревней установилась полная тишина, в которой раздался громкий голос аббата.

– Эта дверь закрывается каждый день с наступлением темноты, – сказал он. – Ты что, безбожник и не знаешь правил Божьего приюта?

– Я знаю эти правила. Но я хочу войти.

– Зачем? Ты просишь убежища? Не думаю, что это так, глядя на твое окружение. Человеческое оружие должно быть оставлено на пороге Божьего дома. Если ты хочешь войти, Гарен де Бразен, ты войдешь, но один!

Компаньон де Бразена заговорил. Его хриплый голос как пилой ударил по нервам Катрин.

– Почему ты не хочешь впустить меня, монах? Я – Заика из Перужа.

– Я знаю это, – невозмутимо сказал Жан де Блези. – Я узнал тебя и знаю, по какой кровавой дороге ты идешь: задушенные женщины, зарезанные дети, сожженные деревни давно уже вопиют перед небесами против тебя. Ты – смердящее животное, и такие не имеют доступа в святой монастырь. Брось оружие, посыпь голову пеплом и попроси прощения у Бога. Только тогда ты сможешь войти. Я узнаю тебя по тем двум несчастным, которых ты волочишь за собой. Если ты хочешь, чтобы я говорил с тобой, дай братьям забрать их.

В ответ разбойник разразился оскорбительным смехом.

– Ты понапрасну тратишь свою жалость, монах. Это два колдуна, почитатели дьявола, к тому же они предатели! Они заслуживают только костра!

Гарену надоел этот спор, и он закричал, привстав на стременах:

– Довольно болтать, господин аббат! Я пришел требовать у тебя мою жену Катрин де Бразен, которая прячется в твоем аббатстве. Отдай ее мне, и мы пойдем своей дорогой. Я даже обещаю тебе убить сразу и без страданий этих двух несчастных, которые прятали ее до сих пор.

– Без страданий? – презрительно и высокомерно спросил аббат. – Уж не потерял ли ты разум, Главный казначей Бургундии? Ты думаешь, что твой господин простит тебе, что ты связался с этим бандитом? По какому праву ты говоришь со мной тоном хозяина? Или ты забыл, насколько я знатнее тебя? Я слуга Господа, поэтому иди своей дорогой. Твоя жена, полумертвая от усталости, чуть не погубленная тобой, пришла сюда просить убежища, на что имеет право любой несчастный, приходящий на порог аббатства. И я дал ей убежище. Она уйдет отсюда только по доброй воле.

Несмотря на ужас, в который ее повергла жестокая судьба Жерве и Пакретты, Катрин не могла не восхищаться гордой выдержкой аббата. Его тонкий высокий силуэт вырисовывался на красном фоне ночи, освещенной факелами. Он стоял над краем пропасти, из глубины которой выступали искаженные ненавистью лица Гарена, Заики и его людей, которые были похожи на демонов, исторгнутых адом. Аббат был похож на темного ангела чистилища, простирающего свои черные крылья, чтобы отвергнуть или принять приходящих к нему.

– Я – воскресение и жизнь! – прошептала Сара в смятении, и Катрин поняла, что ее верная подруга испытывает то же, что и она сама. А на лице Эрменгарды читались радость и гордость. Она гордилась аббатом. В нем говорила порода – без гнева, но и не без высокомерия.

– Слушай меня внимательно, Жан де Блези! – воскликнул Гарен голосом, сорвавшимся на фальцет и дрожавшим от ярости. – Я даю тебе время до рассвета. Мы останемся здесь и не причиним никакого зла деревне, если… ты будешь вести себя разумно, но только до рассвета. Когда наступит день, ты или откроешь нам ворота, чтобы мы могли забрать мою жену, или же мы сожжем все и возьмем аббатство приступом.

И тут не выдержала Эрменгарда. Она выскочила вперед, и ее лицо в отблесках пламени показалось диким и высокомерным.

– Сожжешь деревню, пойдешь на приступ аббатства? А что же тогда спасет тебя от гнева Филиппа Бургундского, Гарен де Бразен? Неужели ты думаешь, что уцелеет твой дом, твой замок, твои земли и твоя проклятая голова? Тобой займется палач, если ты посмеешь поднять факел или меч против церковной земли.

Гарен захохотал в ответ.

– Я не сомневался, что вы здесь, госпожа Эрменгарда. Вы стережете любовниц вашего господина, как верный пес. Хорошая роль – матушки-сводницы – для женщины из рода Шатовиллен!

– А какая прекрасная роль для де Бразена – палач! – не давая сбить себя, сказала Эрменгарда. – Но нет, ты не де Бразен! Из мула не сделаешь боевой лошади.

Несмотря на пламя факелов, Катрин увидела, как позеленело лицо Гарена. Страшная судорога исказила его изуродованную щеку. Он хотел выкрикнуть какую-то чудовищную непристойность, но вмешался Заика:

– Хватит спорить! Ты слышал, что сказал тебе Бразен, монах? Или ты отдашь нам его голубку, или твой городок превратится в пепел, а монастырь – в груду камней. И я обещаю тебе, что лично повешу тебя на кресте твоей церкви! Я все сказал. А теперь устроим ночлег.

– Подожди! – оборвал его Жан де Блези. – Я принимаю твой вызов. Завтра на рассвете я скажу тебе, что я решил. Но сейчас я должен кое-что сделать…

Он отошел и сказал что-то на ухо одному из монахов, стоящих рядом с ним, сделал знак Эрменгарде и начал спускаться по лестнице.

– Что он хочет сделать? – спросила Катрин.

Эрменгарда покачала головой и дала понять, что не знает. Потом позвала командира своей охраны с двумя солдатами, каждый из которых держал огромный деревянный лук. По знаку графини они встали к бойницам, натянув тетиву.

– Я догадываюсь, что он хочет сделать, – сказала Эрменгарда, – и принимаю меры предосторожности.

В этот момент у их ног раздалось религиозное пение и послышался скрип открываемой двери. Все были поражены, увидев группу монахов с деревянным крестом, в центре которой в полном облачении шел аббат де Блези. Зрелище было таким величественным, что разбойники спешились, а некоторые даже встали на колени. Только Гарен и Заика остались в седлах, но, казалось, окаменели.

Потрясенная Катрин видела со стены, как Жан де Блези подошел к двум несчастным, бывшим еще недавно мужчиной и женщиной и продолжавшим страдать. Все вокруг стихло, и худая рука аббата перекрестила лица замученных. Он отпустил им грехи и выпрямился. Из-за его спины из тени вышел человек и двумя ударами ножа в сердце прикончил несчастных.

Не глядя на палачей, аббат медленно повернулся и пошел к воротам монастыря, которые медленно закрылись за ним. Лучники Эрменгарды отложили оружие. Полная тишина опустилась над деревней и долиной, погруженной во тьму.