которой он сыпал проклятьями, для того, чтобы открыть дверь комнаты. Она была голой и нежилой. В ней стояли деревянный стол со стулом и одностворчатый платяной шкаф. На стене — гравюра с видом Рима в тонкой рамке. Их ждали две одинарных кровати, отделенные друг от друга низким столиком, на котором покоились закрытая библия и маленькая лампа. Клаудио качнулся вперед, как если бы для него теперь стало неважным, открыта ли дверь, и с яростной неуклюжестью принялся срывать с себя одежду, отлепляя ее от спины, рук и ног, а затем в одних подштанниках тяжело рухнул на серое покрывало. Джанкарло вытащил ключ из замка и запер дверь. Ключ положил в карман.

Холодный и углубленный в себя, потому что больше не надо было бежать, спасаться бегством, Джанкарло с презрением поглядел на фигуру, распростертую на постели. Его взгляд пробежал по волосатым ногам и животу с валиком жира и поднялся ко рту, с трудом втягивавшим воздух. Он стоял довольно долго, чтобы убедиться другие жильцы спят. Лежащий казался Джанкарло животным, необразованным, неграмотным животным. С решимостью, которой у него было прежде, он пошарил рукой под подолом рубашки и вытащил P38 из-за пояса. На цыпочках молча он двинулся по линолеуму и остановился в двух метрах от постели. Он оказался достаточно близко от Клаудио и одновременно вне его досягаемости.

— Клаудио, ты слышишь меня? — спросил он напряженным шепотом.

В ответ только затрудненное прерывистое дыхание.

— Клаудио, я хочу с тобой поговорить.

Утробное урчание, выражавшее протест и раздражение.

— Клаудио, ты должен проснуться. У меня есть к тебе вопросы, свинья.

Теперь немного громче. Недостаточно чтобы заставить Клаудио повернуться, но достаточно, чтобы рассердить его и заставить пошевелить плечами раздраженно передернуть ими, как бы избавляясь от надоевшей блохи.

— Клаудио, проснись!

Глаза открылись, изумленно уставясь на предмет, который оказался совсем рядом с ними: протянутая рука с пистолетом. Мысль, которую он прочел в глазах мальчика, была ясна и пробилась даже сквозь пары пива, выпитого на станции, и вина — в пиццерии.

— Клаудио, ты должен знать, что смерть совсем близко от тебя. Я готов убить тебя, вот сейчас, когда ты лежишь на спине. Ты спасешься только, если скажешь мне все, что я хочу знать. Понимаешь, Клаудио?

Голос гудел в затуманенном мозгу лежащего на постели человека, а смысл сказанного, казалось, напоминал слова родителя, излагавшего ультиматум, который он собирался предложить своему ребенку. Пружины постели застонали, мощное тело мужчины начало шевелиться, меняя положение, когда он начал двигать головой назад и вперед, стараясь отодвинуться подальше от пистолета Джанкарло наблюдал, как Клаудио пытался собраться с силами и перейти от смутного сна к реальности, в которой присутствовала легкая фигурка с зажатым в руке пистолетом P38… Юноша давил на него, нажимал, понимая, что момент для этого благоприятный.

— Тебе некуда податься, никто тебя не спасет. Я убью тебя, Клаудио, если ты не скажешь мне то, о чем я спрошу. Убью тебя и из тебя потечет кровь.

Юноша чувствовал себя как бы отделенным от произносимых им слов, отделенным звуками, которые слышало его ухо.

— Это P38, Клаудио. Оружие бойцов НАП. Он заряжен и мне достаточно только нажать на спуск. Только нажать, и ты мертвец, и будешь гнить, пожираемый мухами. Ясно я говорю, Клаудио?

Мальчик не узнавал себя и силу, с которой он сжимал пистолет.

— Это P38. Многие были убиты из него.

— Чего ты хочешь?

— Ответа.

— Не играй со мной, мальчик.

— Если я захочу с тобой поиграть, Клаудио, то я это сделаю. Если я захочу подразнить тебя, я это сделаю. У тебя нет ничего, кроме информации, которую я хочу от тебя получить. Дай ее мне, и будешь жить. Это или пуля из P38.

Мальчик видел, что человек напрягается, стараясь услышать в ночной тишине какие-либо признаки жизни в доме. Его уши старались уловить что-нибудь, что дало бы ему надежду на спасение, и поняв, что пансион спал, окутанный ночью, он впал в тупое уныние. Большое тело Клаудио снова опрокинулось на постель, как если бы он признал себя побежденным, и пружины матраца застонали.

— Чего ты хочешь?

Он готов, подумал Джанкарло, готов, как и всегда.

— Хочу узнать, где спрятан этот человек, которого захватили сегодня утром.

Смысл произнесенного свалился на него, как стремительная снежная лавина на высотах Апеннин, и окутал его полностью.

— Если хочешь жить, Клаудио, ты должен сказать мне, где его найти. — Теперь полегче, поосторожней с этой жирной свиньей. Полуулыбка все еще держалась на лице Клаудио, потому что выпитое продолжало на него действовать, и самоконтроль, который помог бы ему скрыть первое, слабое удивление, смешанное с любопытством, отсутствовал.

— Как бы я мог это узнать?

— Ты это узнаешь. Потому что, если ты этого не сделаешь, умрешь.

— Я не привык к таким вещам.

— В таком случае ты мертвец, Клаудио. Мертвец, потому что глуп, мертвец, потому что не знаешь.

На пальцах ног со скоростью змеи Джанкарло качнулся вперед, и сделал выпад правой рукой, смысл которого стал понятен только в момент, когда дуло пистолета уперлось в ухо человека. Мгновение Джанкарло не двигался, потом провел дулом по испуганному дрожащему лицу и острая игла мушки содрала ленту кожи, пробравшись сквозь чащу щетины и волос. Клаудио попытался ухватить пистолет, но схватил только воздух, он опоздал, и снова откинулся на постель, а кровь заструилась вдоль его щеки.

— Клаудио, не стоит умирать из-за глупости и идиотизма. Ты, наверно, уже понял, что я больше не дитя, которого защищали в «Царице Небесной». Скажи мне, куда они забрали его. Скажи мне.

Требование ответа, резкое, повелительное, пробилось сквозь усталость и опьянение, струйка крови под его рукой, когда он прикоснулся к лицу, была очень убедительным доказательством.

— Они не говорят мне таких вещей.

— Клаудио, этого недостаточно, чтобы спастись.

— Не знаю. Богом клянусь, не знаю.

Джанкарло увидел, что маятник в своем качании доходит до предела в ту и другую сторону — в душе человека происходила борьба, он хотел выжить. Если бы он заговорил теперь, то непосредственная опасность, угрожавшая жизни в эту минуту, отступила бы, но на ее место пришел бы страх возмездия, угроза того, что рано или поздно месть организации обрушится на его тупую голову, и его предательство, таким образом даст лишь временное избавление. Юноша ощутил эту борьбу, попеременные победы, одерживаемые двумя армиями, ведущими войну в мозгу человека.

— Тогда ты умрешь из-за своего невежества.

С шумом, потому что механизм был несовершенен, Джанкарло взвел пальцем курок пистолета. Звук этот сопровождался эхом, раскатившимся по