Джордан, спустившись с лестницы, приветствовал ее радостной улыбкой.

— Когда все это кончится, давай проведем неделю на солнечном пляже. На поверхности земли. «Маргарита»[77]за мой счет.

В ответ Эрин улыбнулась и, пройдя, пригнувшись, под ступеньками, принялась зажимать нос, чтобы не дышать царившим внизу едким смрадом, отдающим человеческими испражнениями.

Русские голоса, доносившиеся сверху, снова переключили ее внимание на Распутина, фигура которого замаячила в круге света сразу, как только он оказался внизу. Десять приспешников Григория толпились за его плечом. Вдруг кто-то поставил на место металлическую крышку шахты, погрузив их в полную темноту.

Через полсекунды вспыхнул яркий фонарь Джордана, к которому тут же присоединился свет фонаря Эрин.

При свете этих двух фонарей они поняли, что находятся внутри грязно-серой бетонной трубы, свод которой был настолько низким, что голова Джордана почти упиралась в него. Стены и пол были покрыты промерзшей серо-зеленой тиной.

Эрин всеми силами старалась удержать подступающую тошноту. Она внушала себе, что сможет выдержать это. Летом здесь наверняка было намного хуже.

Лицо Распутина расплылось в отталкивающей улыбке.

— Тут не так приятно, как в древней усыпальнице, верно?

Эрин только покачала головой.

— Не хотелось бы вас огорчать, но этот отрезок туннеля служит в моем понимании также и усыпальницей, — с грустью добавил он. — Каждую зиму бездомные дети Санкт-Петербурга находят пристанище в канализации. Десятки тысяч таких детей. Мы приносим им горячую еду и охраняем канализационные стоки от проникновения стригоев, но этого недостаточно. Эти бедные создания умирают здесь в темноте, а вашей драгоценной церкви, Рун, на это наплевать.

Корца поджал губы, но промолчал.

Распутин одной рукой одернул складку своей рясы, как это делают леди, оправляя бальные платья, и повел их дальше. Пятеро его прихожан шли за ним по пятам, а другие пятеро составляли арьергард, шагая за Руном, Эрин и Джорданом.

Эрин сосредоточила все внимание на том, куда при следующем шаге поставить ногу и не поскользнуться. Он одной мысли, что она может упасть всем телом на пол, ее буквально передергивало. Эрин чувствовала себя спокойно, видя с одной стороны Руна, а с другой Джордана, хотя их триада не могла бы настоять на своем в случае размолвки с десятком сопровождающих их охранников Распутина — даже с одиннадцатью, если считать его самого.

Рун споткнулся и схватился руками за стену.

— Ты в порядке? — спросил Джордан, направив на него луч своего фонаря.

Алтарники и служители подталкивали их вперед, не давая задерживаться на месте.

Рун не переставая шмыгал носом, как будто постоянно проверяя что-то.

— Вроде бы я чувствую запах какого-то медведя? Вот оттуда…

Эрин принюхалась, но не почувствовала ничего.

— Это не какой-то медведь, — ответил Распутин, кивком указав в глубь туннеля. — Та самая Урса[78]собственной персоной. С тех самых времен. Я думаю, мы должны навестить ее ради прежнего знакомства.

Шедший впереди монах вдруг резко свернул в один из боковых туннелей, и вся троица была вынуждена последовать за ним.

Эрин заметила, как Рун потирает свою правую ногу. Все здесь казалось ей странным и внушало какой-то страх. Джордан тоже наверняка заметил это, потому что снова взял ее за руку.

Пройдя по туннелю еще несколько минут, она тоже почувствовала этот запах. Выросшая в лесах Калифорнии, Эрин сразу узнала этот мускусный душок.

Медведь.

Джордан сильнее сжал ее пальцы.

Шедший впереди Распутин остановился на месте пересечения двух туннелей.

Так же как и в бункере, это место обозначал знак «X».

Перекресток туннелей образовывал площадку размером примерно пятьдесят квадратных футов. Четверо кованых железных ворот, запиравших выходы из туннелей, создавали просторную клетку. В металлические конструкции были вделаны толстые древесные стволы причудливой формы, из которых торчали ветви с листьями, создававшими видимость леса. Эта своего рода декорация тянулась по продолжавшимся за железными воротами стенам туннелей, покрытым разноцветными стеклянными мозаичными панно с изображениями деревьев и птиц. Глубокие тона, свойственные драгоценным камням, сочетаемые с искусным оформлением этого помещения, вызвали в памяти Эрин мозаичные картины в расположенном наверху храме.

Несмотря на эту видимую глазом красоту, она не могла подавить подступающую к горлу желчь. Мускусный душок медведя не мог подавить всепроникающую тошнотворную вонь — запах гниющего мяса и старой крови.

Луч фонаря, направленный Джорданом в клетку, высветил черную, покрытую мехом кучу, свернувшуюся на гнезде из серых костей и хвойных веток.

Распутин просунул сквозь железные прутья ворот обе ладони и сжал их.

— Дорогая моя Урса! Проснись!

Темная куча ожила — кости и ветви, на которых она лежала, затрещали — и с каким-то скорбным видом перекатилась на живот. Покрытая рубцами и шрамами морда приподнялась и стала принюхиваться. Затем животное поднялось на четыре прогибающиеся под его массой лапы и с трудом приняло вертикальное положение.

Эрин поразили громадные размеры медведицы. Ее плечи упирались в сводчатый потолок. По ее прикидкам, рост животного, стоявшего на задних лапах, был примерно семь футов в холке и не меньше пятнадцати футов, если бы оно встало на задние лапы.[79]

Медведица встряхнулась и, проснувшись окончательно, повернула черные колодца своих глаз в их сторону, раскрывая в зевке горящую розовую пасть, казавшуюся бездонной. В луче фонаря все зубы в пасти выглядели гнилыми, отчего волосы на теле Эрин поднялись дыбом.

И вдруг одним молниеносным прыжком медведица подскочила к ограде и очутилась рядом с ними.

Рун в момент очутился перед Эрин и поднял руки, готовясь защитить ее. Она оценила этот рыцарский жест, однако, сумей медведица сокрушить железное ограждение, спасения от нее не было бы.

— Дорогая ты моя Урса, — проникновенным голосом тянул Распутин, обращаясь к медведице, остановившейся перед ним. — Еще раз покушаешь перед тем, как лечь спать на всю зиму?

Сердце Эрин лихорадочно забилось. Не намеревается ли он использовать их троицу в качестве последней пищи для медведицы перед спячкой? Скользнув быстрым взглядом по лицам Руна и Джордана, она поняла, что и они думают о том же. Даже прислужники и алтарники подались назад, соблюдая безопасную, на их взгляд, дистанцию.