Некоторое время я не мог заснуть: события последнего, совершенно бесконечного, дня разрывали меня на части. Мой волшебный ветер и телега дерьма, которому предстояло превратиться в вино, веселенькая вечеринка в замке Таонкрахта и внезапно вернувшаяся ко мне надежда на скорое возвращение домой, мудрость Хэхэльфа и его дурацкая затея с новой пряностью, моя неожиданная, необъяснимая, сметающая все на своем пути сила и внезапно сменившая ее смертельная усталость, кошмарная двухголовая красотка и песочные часы, которые явственно маячили перед моим внутренним взором с того момента, как я узнал, что до конца года осталось всего двадцать дней – все слиплось в тяжелый темный ком, который ворочался в моей бедной голове и не давал мне удрать в спасительные объятия сновидений…

– Навести меня, ветер Хугайда, убаюкай меня, пожалуйста, – прошептал я. Мой голос звучал слишком жалобно, как у больного ребенка, о котором забыли загулявшие родители, но древний ветер оказался великодушным существом: он все-таки пришел ко мне и принес покой и прохладу, а больше ничего мне и не требовалось.

Мне приснилось, что я сижу в своей собственной гостиной, в том самом кресле, которое мне пришлось так внезапно покинуть по воле бесноватого чародея Таонкрахта. За окном был город, который не слишком давно стал моим родным городом, и я снова любил его со страстью, неуместной, когда речь идет всего лишь о большом скоплении человеческих жилищ, но во сне мое сердце сжималось от тоски по разноцветным солнцам, зеленым водам и – самое главное! – волшебным ветрам Хоманы. Я открыл окно, вдохнул ночной воздух и тихо сказал вслух, немного нараспев, как читают стихи: Первый ветер дует из стороны Клесс, и он напорист, словно выпущен из грудей пышного улла; он дует шесть дней. Другой ветер – это Овєтганна и как бы Хугайда, и далеко его родина, незыблемая и неведомая. Он дует две луны, затихая лишь на время. Третий ветер приходит редко, из тех мест, где его вызывают к жизни бушующие Хэба среди дюн, скал и озер…

Я проснулся от звуков собственного голоса: кажется, я действительно говорил вслух. В маленькой спальне было почти темно. Я сразу понял, что нахожусь не дома, а в одной из комнат замка Ахамстольфа Эбенгальфа. Это открытие не вызвало у меня ни горечи, ни досады: только что мне снился сон о тоске по этому миру, и я отлично понимал, что так оно и будет – если я все-таки действительно вернусь домой.

– Какая, к черту, разница, где находиться? – задумчиво сказал я сам себе, усаживаясь на узкий подоконник, чтобы насладиться свежим вечерним воздухом. – Лишь бы находиться хоть где-то! А все остальное приложится – не наяву, так во сне…

– Ну наконец-то ты начал понимать хоть что-то! – Одобрительно сказал хорошо знакомый мне голос. Я присмотрелся и чуть в окно не вывалился: во дворе замка местного Эстєра Ахамстольфа Эбенгальфа стоял мой старый приятель Вурундшундба со сросшимися бровями. Только теперь он приветливо улыбался – прежде я никогда не видел на его лице такого выражения.

– Ты стал мудрым, Макс, – весело сказал он. – Во всяком случае, мудрее, чем был прежде. Но имей в виду: этот кусочек мудрости ты получил взаймы от древнего ветра. Теперь ты его вечный должник… Иди сюда, есть разговор! Да не в окно: все-таки второй этаж, ноги сломаешь!

Я действительно чуть было не выпрыгнул прямо в окно, совершенно оглушенный – не то его визитом, не то неправдоподобно доброжелательным тоном, не то собственным полузабытым именем, которое непринужденно сорвалось с его уст.

– Выйди во двор, как нормальные люди ходят: через парадную дверь, – проворчал он. – А то, чего доброго, повредишь как-нибудь свое неуклюжее тело, возись с тобой потом…

Я пулей вылетел в коридор, в несколько прыжков спустился по лестнице и оказался в зале, где продолжалась пирушка. Впрочем пирушка – это громко сказано: Эбенгальф и Хэхэльф заливисто храпели в обнимку, положив головы на стол. Я ехидно подумал, что перед тем, как заснуть, они наверняка пели хулительные застольные песни про Таонкрахта – насколько я понял, любовь Эстєра к Великому Рандану была безграничной! Не спал только толстяк Наоргаль. Как и следовало ожидать, он продолжал пить вино, причем из кувшина, который стоял на столе, чуть ли не в метре от его алчной глотки. Насколько я понял, это был еще один шедевр местной магии: струя вина поднималась из кувшина, словно он был фонтаном, и втекала прямо в рот кудесника. Но мне было не до него: я спешил во двор. Если уж Мараха Вурундшундба пожаловал ко мне с разговором, дело стоило того, чтобы поторопиться!

Он ждал меня во дворе. Удивительное дело, но кроме моего знакомца во дворе не было ни одной живой души. Я уже привык к тому, что в любом замке Земли Нао куда не плюнь – попадешь в какого-нибудь урэга, так что пустой двор удивил меня чрезвычайно.

– Хорош бы я был, если бы не мог остаться в одиночестве, когда мне этого хочется, – Вурундшундба явно прочитал мои мысли. – Нет ничего проще, чем внушить людям, что рядом с тобой им слишком неуютно, ты еще в этом убедишься!

– За такое умение и жизни не жалко! – брякнул я.

– Правильно, – спокойно согласился Вурундшундба. – А за такую науку и платят жизнью, другие монеты не в цене. Я не имею в виду, что нужно лечь и умереть. Нужно прожить эту самую жизнь совершенно особенным образом, и тогда, на закате все становится просто – проще простого!.. Ладно, я не о том хотел с тобой поговорить. Я узнал, что ты все-таки добился своего: нашел своего Хранителя, исколесил с ним чуть ли не всю Хомайгу, заморочил голову Варабайбе, и в конце концов вернулся на Мурбангон и встретил тут Эбенгальфа, который уже и сам искал тебя для того, чтобы отправить домой… Это хорошо.

– Хранитель – это Хэхэльф из Инильбы? – взволнованно спросил я. – Я с самого начала знал, что он – не простой человек!

– Почему это не простой? – удивился Вурундшундба. – Твой Хэхэльф Кромкелет – человек недюжинный, особенно если учесть, что в его жилах нет ни капли крови Мараха, но он – не ахти кто! Не знаю, какие там глупости ты навыдумывал на его счет, но Хэхэльф из Инильбы – это просто Хэхэльф из Инильбы, неутомимый странник и веселый товарищ. Пока ты находишься в мире Хомана, он является твоим Хранителем, но это не значит, что вы с ним – какие-то особенно важные персоны. У каждого человека есть свой Хранитель и у каждого есть тот, кого он сам должен оберегать – в какой бы мир тебя не занесло, можешь быть уверен, что это правило остается неизменным. Судьба любит играть в такие игры. Но человек редко встречается со своим Хранителем и с тем, кому предназначено быть под его защитой. Вам просто повезло немного больше, чем другим.

– А кого я должен был оберегать в этом мире? – растерянно спросил я. – И как он будет обходиться теперь, когда меня не станет?

– О, твой подопечный – не из тех, кто может пропасть без опеки! – расхохотался Вурундшундба. Он смеялся долго и от души, чем в очередной раз поверг меня в удивление. – Впрочем, можешь быть спокоен: ты действительно встретил его и сделал для него все, что мог! – добавил он, отсмеявшись.

– Кого ты имеешь в виду? – я мучительно перебирал в памяти всех, кого встретил по пути. На особом подозрении у меня были Мэсэн и Альвианта – в любом случае, веселье Вурундшундбы было бы оправдано: Мэсэну я пособил перетаскивать дерьмоедов с болота в телегу, а Альвианте помог скоротать две ночи, не щадя собственный хрупкий организм – тоже мне, конечно, гуманитарная помощь!