Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Апологеты Вульфа, начиная с интеллектуально бесчестного Паркмена, утверждают: его политика выжженной земли и массовых убийств была лишь справедливым и равноценным возмездием за значительно более страшные военные преступления, совершенные Водрейлем, Монкальмом и их союзниками. Вряд ли это звучит убедительно. Зверства, совершенные французской стороной (например, в форте Уильям-Генри в 1757 г. и в других местах), являлись следствием того, что французы не были способны проконтролировать своих индейских союзников. А от них они зависели из-за огромного численного превосходства британцев. Приказа об общей войне на уничтожение, аналогичного тому, который отдал Вульф в августе, с французской стороны не было. Поэтому совершенно понятно: его инструкции воспринимались как вопиюще несправедливые или принимались с сильным удивлением.
Помимо отвращения, испытанного такими солдатами, как Малькольм Фрэзер и Таунсхенд, существует вопрос, поднятый Монктоном относительно драконовских инструкций Вульфа, а также цензура британским правительством депеши Вульфа, направленной Питту по этому вопросу. Самое большее, что можно сказать в оправдание командующего, заключается в том, что война в Северной Америке в восемнадцатом столетии всегда была отвратительным и варварским делом. Но из этого нельзя сделать логического вывода, позволяющего (как полагают многие сторонники и защитники Вульфа) принять его жестокость и варварство, дабы поднять их на новые высоты. Если индейцы были невежественными дикарями, то чем можно оправдать предположительно цивилизованных европейских офицеров, которые вели себя с равноценной жестокостью?
Более того, как гласит известное высказывание убийцы герцога д'Энгьена, подосланного Наполеоном, это хуже чем преступление. Это — ошибка.
Зверства Вульфа не сделали ничего, чтобы приблизить его к конечной цели, поскольку население Квебека более не могло переносить страдания соотечественников, как и «стратегические бомбардировки» своего прекрасного города.
Пока продолжалось жестокое опустошение районов, расположенных далеко от Квебека, Вульф старался захватить плацдарм или площадку для своей базы в районе реки Св. Лаврентия выше города, пытаясь также установить контакт с Амхёрстом и отрезать линии коммуникаций Монкальма. Бригадир Мюррей командовал этими операциями и игрой в кошки-мышки с французами.
Британцы временно задерживались в различных пунктах, а французы упорно преследовали их по берегу. Зверства прекратились, когда Мюррей направился вверх по течению реки. Это объясняется тем, что после того, как 8 августа Бугенвиль отразил атаку на северном берегу, которая унесла с собой 140 британских солдат убитыми и ранеными, английский бригадир переключился на поселение Сент-Антуан на южном берегу. Здесь он пригрозил жителям, что сравняет с землей все жилые дома, если они откроют по нему огонь. Он вновь погрузился на суда 18 августа, предоставляя Бугенвилю возможность уйти, затем высадился на северном берегу выше по течению реки в Дешамбо и уничтожил запасное военное имущество и снаряжение Монкальма.
Этот рейд вызвал беспокойство французского командующего и заставил его временно покинуть Квебек. Опасаясь, что его линии коммуникаций будут отрезаны, он поспешил на помощь Бугенвилю, но узнал только то, что британцы уже ушли.
Монкальм признался себе, что почувствовал облегчение. Ведь если бы Мюррей захватил крупными силами плацдарм в Дешамбо, то у французов не хватило бы войск, чтобы вытеснить его. Но его беспокоила возможность появления подобных вещей в будущем. Зато твердоголовый Водрейль не видел смысла в вылазке Монкальма, считая ее просто проявлением паники.
Августовские вылазки в верховьях реки закончились тупиковым положением: Монкальм вернулся в Бопорт, а Мюррей — на высоты Леви. Его отозвал обратно с особой поспешностью совершенно нетерпеливый Вульф.
Но Мюррей вернулся обратно с тем, что имело огромное значение: с известиями о том, что форт Ниагара пал. Оказалась ликвидированной опасность возможной контратаки французов. Когда разведка доложили об этом Монкальму, то, естественно, он был крайне обеспокоен, направив шевалье де Леви и войска численностью в 800 солдат для подкрепления разрушающегося западного театра военных действий. Ему с трудом удалось выделить людей для этого, так как они обороняли фронт, проходящий от водопада Монморанси до северного берега река Св. Лаврентия в верхнем ее течении от Квебека. Он находился в крайне тяжелом положении и был почти на грани краха еще до того, как снарядил отряд под командованием Леви.
Вульф, не предполагая, что у Монкальма появились такие проблемы, в августе сам испытывал кризис. Возможно, мы сможем понять зверства в том месяце, как фанатичные действия человека, который, в сущности, утратил видение своей цели. Перед командующим стояла двойная проблема: он болел и не ладил со своими бригадирами.
В течение большей части августа Вульф с трудом поднимался с постели. Едва придя в себя после страшного приступа лихорадки, он мучился от участившихся приступов туберкулезного кашля и ослаб от постоянных кровопусканий, которым подвергали пациента врачи.
Принимая большие дозы опиума и других болеутоляющих средств, Вульф часто не мог даже помочиться без приступов ужасной боли. Находясь в таком положении, он совершенно не справлялся с нарастающей враждебностью со стороны всех трех своих бригадиров.
Вульф совершенно испортил отношения с Таунсхендом (что, как полагают, несложно было сделать). Зашифрованная запись в дневнике от 7 июля свидетельствует о крупном скандале между тщеславным аристократом и его командующим, причем Таунсхенд угрожал направить «запрос в парламент» относительно поведения вышестоящего офицера. В течение остальной части июля напряжение увеличивалось.
Кажется, становится понятным, что Вульф в течение этого периода постепенно настраивал против себя Мюррея. Командующий в значительной мере потерял уважение к себе из-за фиаско при Монморанси 31 июля. После этого события он обнаружил, что заместитель квартирмейстера генерал Гай Чарлтон, прежний фаворит Вульфа, присоединился к его недоброжелателям.
В середине августа Вульф, ко всему прочему, испортил отношения с Монктоном. Подробности неизвестны, но 15 августа выясняется, что командующий приносил «теплые извинения» за непреднамеренно причиненную обиду, когда он отозвал солдат с постов Монктона и тем самым ослабил их.
Вульф снова написал Монктону 16 августа, почти умоляя его: «Всей душой прошу простить меня…»
Капитан Томас Белл, чей дневник является важным источников сведений о военной кампании в Квебеке, пишет: Вульф уничтожил свои записи за период после августа. Но в этом уничтоженном разделе «содержалось подробное описание позорного поведения офицеров по отношению к нему по поводу парламентского запроса».
27 августа (перед тем, как Вульф почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы собрать заседание военного совета с тремя бригадирами), командующий столкнулся с одним из серьезных выступлений против себя.
Почти наверняка Вульф не был высокого мнения о стратегических способностях своих подчиненных, но консультировался с ними. Отчасти это происходило из-за того, что таковы были культурные нормы в военной жизни восемнадцатого столетия. Частично консультации проводились потому, что позднее (возможно, в парламентском запросе?) командующего окажется невозможным обвинить в том, что он действовал своевольно и авторитарным образом.